Красная точка

На выходные остались на отдалённой заимке, куда полётовских отвёл провожатый, там и оторвались «по полной программе», что подразумевало сначала упеться у костра чуть ли не до хрипоты (орать в тайге можно сколько угодно, во всю глотку, никто ж не запретит – вот она, свобода), а затем и упиться до полной гибели всерьёз, с последующим плавным утренним опохмелом, переходящим в сборы и обратную дорогу, подрёмывание в пригородной электричке, монотонным ходом обнулявшей оставшиеся силы.

Августовские любовники

С маёвок возвращались всегда молчаливые (сил на общение уже не хватало), загорелые или, точнее, прокопчённые, пропахшие костром и новым градусом надсады, в которую эти поездки конвертировались. Вася никому бы не смог объяснить, из-за чего любое полётовское «мероприятие», от маёвки до совместной лепки пельменей перед Новым годом, оборачивается дополнительным отчуждением от друзей, всё сильней уходящих в глубь своих жизней, всё заметнее отгораживающихся от мира пуленепробиваемым стеклом.

Один Вася ни от чего не отгораживался: нечем да и незачем – личной жизни, которая и есть такое стекло, у него не пока было, как и экономических интересов: родители кормили, поэтому стипендию можно оставлять себе, невесть какие деньги, но и Чердачинск – не Вавилон, друзья, опять же нуждающиеся в задушевной компании (чуть позже Вася понял, что всю перестройку нештатно исполнял обязанности психоаналитика и если все-таки решился бы брать гонорар за «лечение», то мог бы сильно подняться на этом) и, значит, напоят, чтобы было с кем, и в баню с собой возьмут. Так можно существовать и дальше, догоняя эпоху через текучку, которая вроде сама подсказывает, куда кому течь.

Закономерности станут очевидны позднее, как это всегда и бывает, ну а пока страна колбасится в первых корчах капитализма, Вася выясняет отношения с собой. Это же самое сложное – понять, что тебе на самом деле надо. Не то, что подсовывают другие, но расслышать «зов сердца» и «внутренний голос», различить которые нетренированному уху практически невозможно.

Вот, скажем, Вася всё никак не может понять своё отношение к Кате Кручёных. С одной стороны, вроде тянет, да недостаточно, мало есть чего общего, чтобы сцепило (вероятно, у Васи только так?), а с другой, самой-то Кате чего нужно? Она вроде бы в ответ к Васе теплом своим тянется, но доходит до определённой точки, и далее уже никак: точка превращается в разделительную черту, в границу.

Красно-белые линии рубашек

Но, может быть, Кате кто-то другой интересен, в театре или на факультете? Наблюдал ненавязчиво, стараясь не привлекать внимания, ничего такого не заметил, хотя даже в общежитии Катю несколько раз навещал. Мимоходом, без приглашения, вроде к Мурину шёл, а тот отсутствует, посижу пока у тебя, подожду товарища-удмурта. Ну, или так: мы тут с Сашей картошку жарим, портвешком балуемся, соли не дашь? На огонёк не зайдёшь? Зная, что не пьёт, не курит и в самый полуночный распояс умеет такую нутряную прохладу включить, что будто из старого холодильника «Зенит» начинает ледяное дыхание просачиваться.

На маёвке неожиданно нарисовался Корецкий, окончательно ушедший с научных разработок на закрытом факультете в какой-то особенно рисковый бизнес (резко поседел, стал похожим на классического голливудского мужчину). Он и в «Полёт» теперь лишь по большим праздникам выбирался, сам себя подавая как большой и редкостный праздник. Если только Софа в очередном показе «Гадюки» («Диктатура совести» быстро выпала из репертуара, не успевая за постоянно нарастающим внутренним раскрепощением СССР) попросит его участвовать. Невеста Корецкого, «официальная девушка», Наташа из Медицинского (уж и окончить успела, в ординатуре теперь) одна за двоих отдувалась. В основном приветы от Корецкого передавала. Разумеется, ни в какой самодеятельности он давно не талашился. Не по чину. Но на выходные выскользнул из города, элегантный, как коньяк, прибился к коллективу на самой последней стадии тура, когда, отработав последний раз, собирались идти на заимку, но кто-то вспомнил, что надо, вообще-то, Корецкого подождать, и его ждали, покуда с электрички доберётся до окраины села, разминались «Крымским».

Элегия Корецкого

– Скрыльникова Егора помнишь? Или ты не застал его? По кличке Зелёный? Да костюм у него такой спортивный был, вот и привязалось. До тебя в «Полёте» играл. Который в «Голом короле» корону за мной ещё носил. А, ты не видел? Жаль, очень смелая для своего времени вышла инсценировка. Он же один из нас, самых первых, в бизнес пошёл. Сначала в кооператоры, затем в челночники, а потом колбасный цех построил. Сырокопченые колбасы, финский сервелат любишь? А кремлёвский? А микояновский? Умер вчера: поджелудочная отказала. Так-то, Вася, так-то, друг, не знаешь, где найдёшь, где потеряешь… Как это называется, всё никак не могу выговорить, Наташка по слогам научила – пан-кре-а-тит?..