Красная точка

Расхохотавшись во всё горло так, что на него обернулись два озябших немецких туриста, Вася решил изменить маршрут, резко повернул к Красной площади, чтобы скорее спуститься в переход.

Переход с Киевской радиальной

В метро, с его грубым блеском фальшивой бижутерии, нет теней, всегда одно и то же время суток, как и сезон, определить который можно только по вторичным, внешним признакам. Например, по верхней одежде пассажиров. Иные станции (и особенно длинные, сводчатые переходы между ними) напоминали Васе о первых христианах, прятавших храмы в подземных лежбищах катакомб.

Этот траурный Шопен возникает всегда так некстати, судорогой, которую невозможно контролировать; можно лишь перевести его в автоматический регистр, каждый раз сглатывая, вместе с тяжестью предчувствия неотвратимых бед. Возможно, оттого, что долго закупорен под землей?

Между прочим, крайне захватывающее занятие – подвергаться умозрительным тяготам, представляя себя персонажем стильной чёрно-белой драмы. Васе легко впасть в кинематографичность самоощущения, если декорации вокруг не такие, как всегда: любое изменение ландшафта (особенно падки на это историко-культурные территории с их завышенными семиотическими ожиданиями и дополнительной прохладой отчуждения) запускает удвоение если не сознания, то зрения-то уж точно. Экзистенциальный астигматизм вынуждает течь безвольно вслед за обстоятельствами, пока что-то наконец не случится. Плотность пассажиропотока в подземке столь велика, что рано или поздно обязательно что-нибудь произойдёт.

Особенно когда сам настроен на это и бессознательно ждёшь, например, встречи со старой знакомой.

– Инна… Бендер? Ты ли это? И здесь? Сколько лет сколько зим?

Увидев, что не обознался, быстро, дабы не смогла опередить, выпалил пароль:

Засыплет снег дороги,
Завалит скаты крыш.
Пойду размять я ноги:
За дверью ты стоишь.

Комсомольская кольцевая

На станции, напоминающей фальшивый древнерусский шатёр с крупными деталями устарелого театрального задника, взгляд успел выхватить бывшую соседку, замешкавшуюся у указателей. Казанский вокзал, место встречи изменить нельзя. Ещё бы не увидел – Бендер, в аляповатом брючном костюме, короткой курточке, с всклоченными кудрями, перевязанными фиолетовым шифоном, вываливалась из замотанной московской толпы, изысканная, точно жираф. Слепым нужно быть, чтоб не заметить!

Бендер в ответ выпульнула отзыв, и вышло уже совсем как в «лирической комедии». Просто «новая волна» какая-то.

Но кто мы, откуда,
Когда от всех тех лет
Остались пересуды,
А нас на свете нет?

Конечно, ему немедленно хотелось рассказать о встрече с великой певицей (явно же тянет на анекдот!), но Инне не до этого – она мгновенно взяла его в оборот своего трепета, да так споро, что заслонила мыслительные горизонты, вытеснив из головы всё.

Вася встретил Бендер в самую что ни на есть судьбоносную минуту, когда она «отбывала в Израиль на ПМЖ». Некоторое время назад переехала в Москву («…то-то я смотрю, в Чердачинске тебя не слышно, а то раньше выступала везде, то на день города, то во Дворце металлургов, а теперь совсем тихо стало…»), покрутилась внутри столичного шоу-бизнеса, о котором говорила теперь без пыла и пафоса, как об опостылевшем супруге («Вася, если бы я только знала об этом раньше – что на самом деле стоит за всем этим и что нужно уметь и хотеть. Ты, вообще, знаешь, что для певицы голос не главное?..» Вася догадывался), немного нервно и на повышенных тонах, из-за чего на неё оглядывались прохожие.

Васе стало неловко, предложил подняться на площадь у трёх вокзалов, посидеть в чебуречной. Даже на эскалаторе Инна кричала, стараясь перекричать шум, махала руками: наскучавшись среди передовых и продвинутых людей Белокаменной, обрадовалась ему как родному (хотя почему «как»?), да и времени до ночного рейса в Тель-Авив у Инны вагон, так что ты прав, Васятка, посидим, съедим по пирожку с котятами, а потом поедем на вокзал, чтобы нас никто не отыскал…

Рябина в сахаре

Вася тоже для начала бегло описал диспозицию – получил диплом, поступил в архив, работа не пыльная, ну, то есть пыльная, конечно, но в другом смысле. Знаешь, это только со стороны звучит как важная веха – окончил университет, вышел на работу, а если изнутри смотреть – приоритеты иначе расставляются. Нет-нет, не женился, хотя есть одна на примете. Нет, ты её не знаешь и не Тургояк. Марусю давно не видел, судьба развела, жизнь такая, знаешь ли, заботы, хлопоты, крутишься белкой в колесе, сама знаешь, какие времена настали, не то что раньше, когда десятилетиями ничего не менялось.