Красная точка

То, что тётя Галя умерла, разумеется, не слышал, да ты что, откуда бы я мог узнать, ведь в основном Пушкарёву я видел в деканате, где она секретарствовала, но она же оттуда уволилась, так что пропала со всех радаров, а здесь-то с театром, конечно, на гастролях, про фестиваль на телеканале «Культура» не слышала, что ли? А, так ты телевизор не смотришь совсем, гордая стала.

– При чём тут гордость. Я в интернете сижу, так что мне теперь телевизор не нужен. Скоро вообще не будет ни театра, ни телевидения, одна сплошная паутина…

– Да-да, я что-то слышал об этом, но мы-то, в провинциях, не такие продвинутые люди, как в вашем шоу-бизнесе…

Признаваться в том, что Вася ни разу не видел, как работает глобальная сеть, было примерно так же неловко, как школьнику – в девственности, но любопытство перебороло. Тем более Инна – в доску своя, ей вроде бы и довериться можно. К тому же она в эмиграцию уезжает, считай, навсегда, хотя теперь, когда демократия, торжество свободного рынка и без пяти минут капиталистический рай, всерьез говорить «навсегда» нелепо. Даже Роман Владимирович, бросивший «имущество, нажитое непосильным трудом», бежавший из страны без оглядки, категорически и, казалось бы, бесповоротно, недавно проявился на горизонте. Вася слышал, как мама с ним целый вечер по телефону болтала, рассказывала, что там у общих знакомых, кто родился, кто женился, кто умер (после того как Перестройка схлынула и в стране установилась относительная стабильность, люди снова взялись умирать в массовом порядке – точно после окончания спектакля дали занавес: «всем спасибо, все свободны» Ну, или истекла ещё одна кратковременная эпоха, очередной эон захлопнулся, утягивая за собой «представителей предвоенного поколения» и всякой иной уходящей натуры), из-за чего Вася решил, что телефонная связь в Израиле очень дешёвая.

Рябиновые бусы

Вот и Бендер, вестница новейшей научно-технической революции, со всей ответственностью подтвердила: русский шоу-биз в массовом порядке слез с наркоты («…героиновый шик 80-х и декаданс в стиле трио „Экспрессия“ – это теперь уже больше не модно…») и пересел к компьютерам и модемам, которые ищут, через внезапно открывшийся зев вселенной, другие модемы и соединяются с ними сквозь шорохи и писки космических спутников. Вася вспомнил изображение одного такого спутника на старинной почтовой марке – к металлическому шару там пришпорили антенны, торчащие в разные стороны, но главным был пейзаж карты звёздного неба с конопушками Млечного пути, у Пушкарёвой был такой в кляссере, хотя она совсем другими темами же вроде как интересовалась. Вася спросил у Лены, зачем ей марка со спутником, та толком и сама не знала.

– Обменный фонд.

Сели в стекляшке с грязными стёклами, взяли «Жигулёвского». Инна угощала, в честь встречи и отъезда, на который сильно надеялась. Жизнь, мол, совсем другая начнётся, не такая, как в Рашке, Бендер тряхнула своими алюминиевыми кудрями, точно собираясь в пляс.

– Эх, отвяжись, плохая жизнь, да привяжись хорошая!

После такого заявления, по законам жанра, требовалась цыганочка с выходом, а от Инны всего ожидать можно (тяжёлую школу шоу-бизнеса прожить – не поле перейти, как известно, Москва и не такое с людьми делала и не таких перемалывала), поэтому Вася переключил энергию Бендер в конструктивное русло поближе к своему интересу.

Москва Москвой и школа школой, но хмелела Бендер по-прежнему быстро, уже очень скоро теряя нить рассуждений. Её и трезвую-то слушать сложно, да только Васе спешить некуда и можно уже расслабиться, пустив вату пива по трубам, думая о своём.

Свобода выбора

Вася подлавливал себя на нарочитом скорбном бесчувствии – на Бендер он смотрел как на тень из прошлого, которое ещё неизвестно, было или нет, может, ничего и не было вовсе, просто кино посмотрел. «Родила меня мать счастливым» или «Бойся, враг, девятого сына»: никаких особенных перепадов или, тем более, трагедий – обычная («нормальная») жизнь, такая же, как у всех, – складчатая, исчезающая на глазах, мгновенно испаряющаяся, тут же становящаяся личной историей. Принимал к сведению её трескотню («за морем житьё не худо, но везде всё одно и то же, так что менять мыло на шило – какой смысл?»), чтобы лишний раз убедиться в том, что и так знал.

– Вот мы сейчас с тобой, Инка, простимся – и оно тут же станет фактом нашей биографии, было, да сплыло… Остались пересуды, а нас на свете нет…

Так вот, интернет. Если свести трескотню Инны к здравым тезисам, явно заимствованным у более организованного человека[52] (влияние его прослеживалось на протяжении всего разговора – видно, сильно он успел к Бендер приложиться), то, во-первых, в Сети есть всё, кроме тебя самого (эту фразу Инна повторяла неоднократно, поднимая вверх палец), а во-вторых, когда всего много, то на первое место становится фактор выбора или отбора.