Красная угроза

 Обосновывалось это тем, что он далеко не приветствовал политику Силенса, считая, что принц должен являться дипломатом, а не топором на войне. Он призирал младшего сына Энтраста только за то, что тот родился вторым по счету. Отец в своем слепом заблуждении серьезно полагал, что и королева Лайс непременно изменила своему монарху и родила второго ребенка от другого мужчины. Эта дикая вера придавала отцу силу, поэтому его не испугало даже то, что предательство, может быть, вскроется, и тогда его ждет наказание.

 Но Содлон был настроен серьезно. Он самолично организовал встречу с  Громом, который принял предложение герцога на удивление легко. Их сотрудничество началось. Я с отвращением узнала, что нападение на Рийвэр – это план, разработанный самим герцогом Фунтай. Ейс и Красная страна с воодушевлением решили воплотить его в жизнь, но в какой-то момент Гром передумал, получив приказ Правителя, и свернул масштабную операцию практически перед ее апогеем. Содлон был расстроен и зол, он хотел ударить по династии Предназначенных как можно сильнее. Отец с необъяснимой силой желал нам с Силенсом, по его мнению, незаконным детям мучений и смерти. И желание это даже себе он не мог объяснить.

 Содлон Фунтай был мастером носить маски, пожалуй, я никогда уже не встречу человека, который сможет так искусно играть на публику. Даже наедине с собой герцог не позволял себе быть настоящим, словно опасаясь, что может быть открыт. Конечно, краеугольным камнем всех его обид, всей его боли и ненависти была не я. Мать. Вот кого он винил в своей неконтролируемой злобе. Герцогиня Фунтай значила для отца непомерно много. Несмотря на все его негативные качества, любовь к моей матери была действительно безумной и искренней. Но ревность сожрала герцога изнутри, она лишила его воздуха, разума и теперь даже сил. В надежде привлечь внимание жены, он шел на поступки, которые осудил бы до встречи с невестой. Ему не хотелось признавать того, что метаморфозы, произошедшие с ним за эти годы, дело его собственных рук.

 Еще один факт меня смутил. Да, Содлон ненавидел свою младшую дочь всем сердцем, но в противоречие к этому он всегда мне доверял. Я была близким существом, которое его понимало и принимало искренне и открыто. Иногда он боялся черных мыслей, которые посещали голову, если он смотрел в мои глаза. Порой он желал меня задушить, а частенько и просто прижать к себе, проявляя отцовскую нежность. Эта раздвоенность надломила душу Фунтай навсегда, никакие, даже самые прочные нитки не сумели бы залатать эту бездонную трещину. Он сам страдал от того, кем он являлся. Наверняка, я и слова не подберу, которым можно было бы охарактеризовать отца. Мужчина и сам боялся признаваться, что давным-давно сошел с ума, а теперь это сумасшествие перешло всякие границы.

 Сколько сожаления в нем, на удивление, было в последние мгновения жизни. Тогда, когда широкая грудь делала последние вздохи, а он в последний раз улыбался мне перекошенным оскалом. Словно до отца, наконец, дошло понимание того, что он жестко обманывал себя все эти годы, что пребывал в каком-то жестоком беспробудном сне, освободиться от которого можно только через смерть. В глазах, которые как по чьему-то злому умыслу, теряли свою сочную зелень, читалась искренность того, что раньше являлось лишь притворством. Я знала эти эмоции, и было горько, ведь и раньше сердце также вздрагивало от них. В голове не укладывалось, каким образом можно жить, словно ты актер, просто неповторимый и великолепный актер, который никогда не допускает ошибок. Твоя жизнь – написанная пьеса, твои действия – лишь акты драмы, а улыбки – просто фальшь. Не знаю, как можно всю жизнь пробыть подделкой, так никогда и не познав, что такое настоящее. Не знаю, жалел ли теперь об этом отец, но он ясно понимал, что на этом все для него кончено.

 Планы по захвату Дейстроу, может, и осуществятся, но сам он никогда не увидит плодов того, что вынашивал внутри своей души почти всю жизнь. Хотя я и не считаю, что теперь для Содлона это было первостепенной важностью. Он с горьким осознанием понял, что теперь-то уж точно потерял свою возлюбленную-простолюдинку навсегда…

 Герцог Фунтай измученно захрипел и застыл, будто отлитый из воска, мертвый и неподвижный. Мороз мурашками пробежался по коже. Я знала, что смерть сейчас здесь, я отчетливо помнила ее дурманящий неприятный, но привлекающий к себе запах. Вся моя магия трещала по швам от того, что я была подле отца, ведь эмоции захлестывали бешеными волнами, едва ли не сбивая с ног.