Назавтра пришли студенты, которые были с Василием в экспедиции. Ятока наготовила полный стол. А студенты попросили ее наварить картошки в мундирах. Ели горячую картошку, вспоминали дорожные приключения, смеялись.
А потом вместе с Василием до поздней ночи пели песни.
«Где эти парни теперь? Куда их забросили военные дороги?»
Костер стал прогорать. Ятока подложила дров, поправила на Димке телогрейку, на Андрейке куртку, они даже не пошевелились. Молодые, сейчас они выдюжат, но пройдет время, и догонят их эти ночевки у костров болью в суставах.
Ятока выпила кружку горячего чая, долго ворочалась на жестких ветках, которые даже сквозь одежду давили на ребра. Наконец нашла удобное положение, спину пригрел огонь, и Ятока уснула.
Парни встали перед рассветом. Их била мелкая дрожь. Плохо слушались затекшие ноги.
— До кишок проняло, — передергивая плечами, Андрейка подставлял ладони под красные языки пламени.
Ятока развела побольше костер и наскоро вскипятила чай.
— Сейчас чаю попьем, отогреемся, — успокаивала парней Ятока.
Димка изо всех сил старался удержать дрожь, но она против его воли судорожными волнами пробегала по телу. Димка с тупым безразличием смотрел на костер.
Вадим, присев на корточки, распахнул полы парки, подставил грудь теплу.
— Как чувствуешь себя, однако? — спросила Ятока Вадима.
— Что-то в груди жмет.
Закипел котелок. Ятока бросила в него несколько комочков чаги, немного помедлила и разлила кипяток по кружкам.
— Пейте, мужики. Завтра в зимовье пойдем. Там отогреемся. Только на ужин надо птицу добыть.
Но добыть птицу не удалось. И опять пришлось голодными коротать ночь у костра. А утром каждый своей тропой отправился к зимовью. Собрались они там только вечером. Натопили печку, наварили супу. После ночевок у костра зимовье казалось раем.
Глядя на уставших, почерневших парней, Ятока сказала:
— Однако, завтра дневать будем. Воды на печке нагреем, помоемся. Маленько одежонку чинить будем.
Димка вытащил из-под изголовья книгу.
— А я вам почитаю «Хаджи-Мурата».
Ятока провела рукой по волосам Димки:
— Потерпите маленько. Война кончится, опять учиться пойдете.
Дни заметно стали короче. А мороз все набирал и набирал силу. Снег перемерз и шумно гремел под лыжами.
На перекатах перехватило речки. Вода вырвалась из-подо льда и зеленоватыми натеками расплылась по марям. Заклубился туман. Деревья в нарядных куржаках. В такой мороз ночевать у костра — гиблое дело. Поэтому охотники старались держаться поближе к зимовью.
Но через неделю вдруг оттеплило. Днем солнце глянуло ласково, весело. Запахло талой хвоей. Звонко защебетали синицы. Но к вечеру на небо набросило серую пелену, ночью хмарь погасила звезды, а на рассвете подул сырой ветер.
Ятока проснулась. В зимовье было темно и прохладно. Парни спали. О стену, шурша, скребся ветер, завывал в печной трубе. «Однако, непогода пришла, — с беспокойством подумала Ятока, оделась и вышла. Непроглядная темень. Собаки, свернувшись калачиком, спали возле стены зимовья и у лабаза. При появлении Ятоки ни одна не подняла голову. Из низины волнами набегал ветер. Ветки деревьев то бились, то замирали. «Сегодня совсем худой промысел будет», — отметила про себя Ятока.
Она вернулась в зимовье, зажгла лампу, растопила печку, поставила на нее котелок с супом и чайник с водой. Парни проснулись.
— Вадим, я тебе когда-нибудь ночью врежу, — ворчал Андрейка.
— Чем опять я тебе не угодил?
— Как ни проснусь, одеяла нет. Думаю, упало с нар. Смотрю, оно на тебе.
— Сам, поди, раздеваешься.
— Ну да, тебя укрываю.
Димка сел.
— Мама, как погода?
— Ветер поднимается. Шибко худой день будет.
— Мне сегодня надо только семь белок взять, и — двести пятьдесят будет.
— Пошто, сын, загадываешь? — в голосе Ятоки слышалось осуждение.
— Ему что, он вчера пять штук принес, — съехидничал Андрейка.
— Вчерашний день не в счет. Собаки кабарожку угнали, поставили на отстой и полдня пролаяли.
— А ты где был? — наступал Андрейка. — Ходил, прошлогодние сны вспоминал?
— Умывайтесь, да есть будем, — поторапливала парией Ятока.
После завтрака стали собираться на охоту.
— Далеко не ходите, — наставляла Ятока. — Ветер сильный будет. Как только пойдет снег, белка спрячется. В лесу нечего будет делать. В зимовье идите.
Димка надел понягу, взял ружье.
— Я в вершину Еловки пойду. По ней спущусь до санной дороги и по дороге приду к зимовью.
Димка открыл дверь, и в зимовье ворвался ветер, шум леса.
— Пусть добрые духи дадут всем вам огня[35]
,— напутствовала Ятока.Димка шел косогором. Он решил обойти хребет и выйти к вершине речки Еловки. По времени уже взошло солнце, но в лесу было сумрачно. Над горами медленно плыли тяжелые темно-серые тучи с белыми закрайками. Ветер усиливался. С вершины хребта катился глухой гул. Местами, зацепившись вершинами за сучья могучих лиственниц, наклонно зависли сухостоины. Деревья раскачивались, сухостоины скрипели, и весь лес был наполнен пронзительным стенанием. От серого неба был серым снег, серым был и воздух.