Красная волчица

Впереди шевельнулся куст. Заяц метнулся в заросли багульника._Малыш дернул поводок.

— Тоже мне зверя нашел, — недовольно проговорил Василий. — Птичек еще погоняй.

Набежал ветер, зашумел листвой, туман хлынул к реке, а потом медленно пополз к вершинам гор. В лесу стало светлей и просторней. В сосновом бору Василий остановился возле толстой колодины.

— Давай перекурим, — предложил он Максиму.

Парни присели на колодину, положили ружья на колени и закурили из одного кисета.

— Что у тебя с отцом вышло? — спросил Максим.

— Так, ерунда. Ятока поперек горла встала. Все в голос кричат: «Шаманка, шаманка!» Может, из нее такая же шаманка, как из меня поп. Старик Амуктан перед смертью наговорил ей черт знает что, а Ятока за чистую монету приняла. Шаманка. Да может, это горе ее. И до этого нет дела никому. — Василий задумался и уже более мягко продолжал — Чудная она какая-то, Максим. Бесхитростная. Вся как на ладони. Что на душе, то и выложит. Ее, как святую, не обидишь. Да разве такой человек может кому зло сделать?

— Святая, — хмыкнул Максим. — Эту святую вся деревня боится.

— Да разве Ятоку боятся? Старухи от безделья выдумывают всякую чушь и от своих небылиц приходят в ужас. А Ятока сном-духом ничего не знает. Так можно любого человека в грязь втоптать.

Где-то треснула ветка. Собаки вскочили, насторожились, но тотчас успокоились и легли к ногам охотников.

Василий посмотрел в синеющую даль, где сходились два хребта.

— Сейчас спустимся в падь Глубокую. В ее вершине — солонцы. Там собак пустим. Может, потрафят на свежий след.

Спустились в падь. Здесь, между двух хребтов, рос ельник, небольшие кедры и лиственницы. Место глухое.

— Бык живет, — определил Максим по следам на мху. — Видишь, след широкий и короткий.

— Перед дождем ходил.

Пустили с поводков собак. Они обнюхали следы и убежали в вершину пади. Парни пошли косогором. Откуда-то с неба с шумом и криком на пышные кедры посыпались кедровки.

— Вот разбойницы, — покачал головой Василий. — А на шишку нынче хороший род. Кедровой белки много будет.

Чем выше они поднимались, тем гуще становился лес. Среди деревьев, вначале островками, а уж потом сплошной зарослью, пошел голубичник. Ветки его были усыпаны крупными ягодами, а потому казалось, что разлилась по тайге пепельная синь, ступи в нее и утонешь, как в море.

Василий наклонился, чтобы сорвать ягоду, и застыл с протянутой рукой: из ягодника на него смотрел медвежонок-пестун. Первым опомнился медвежонок. Он издал испуганный крик, похожий на «а-ай!», и метнулся в сторону. Василий выпрямился, сдернул с плеча бердану и загнал в ствол патрон: где-то здесь должна быть медведица, а с ней и медвежата-сеголетки.

И точно. В нескольких шагах от Василия из ягодника поднялась на задние лапы медведица, повела мордой, недовольно фыркнула. Рядом с ней на дерево неловко вскарабкался медвежонок и теперь из-за веток с любопытством и недоумением смотрел вниз.

Отступать было поздно. Медведица в два прыжка настигнет. Василий наставил дуло в пасть зверю и нажал спусковой крючок. Но вместо выстрела еле слышный щелчок — осечка! Медведица рыкнула и шагнула к Василию. Вот она, смерть! Василий бросил берданку, схватил пальму и взмахнул ею. Но конец черня ударился о дерево; размаха не получилось, и острие пальмы бессильно ткнулось в грудь зверя. Медведица ударила лапой по пальме с такой силой, что черен переломился, и занесла над Василием лапы.

— Максим, стреляй! — только и успел крикнуть Василий.

Медведица подмяла его под себя. Падая, он почувствовал, как когти зверя коснулись шеи, и боль обожгла тело.

«Что же не стреляет Максим?» — мозг сверлила мысль. Сознание того, что остался один на один со смертью, вернуло Василию силы. Он осторожно вынул нож и воткнул его зверю под лопатку. Тяжелая лапа придавила грудь. Он собрал последние силы, рванулся в сторону и потерял сознание.

Все это произошло за каких-то несколько секунд. Очнулся Василий и не поймет, где он и что с ним. Болит грудь, ноет шея. Рядом мертвая медведица, в боку у нее торчит рукоятка ножа. Малыш участливо лижет руку хозяина. Василий приподнялся и посмотрел в ту сторону, где был Максим. Он хотел увидеть его живым или мертвым. Василий не мог поверить, что друг струсил и предал его. Но Максима нигде не было. Василий откинулся на мох и застонал от горя и боли. Так он пролежал некоторое время. Потом осторожно сел. Глянул на себя: рубаха и пиджак на груди порваны, на теле несколько кровоточащих борозд. Провел рукой по шее: вся ладонь в крови.

Малыш стоял рядом и виновато смотрел на Василия. Он распутывал следы сохатого в низине, когда услышал рев медведицы. Он-то не допустил бы зверя до хозяина. Да что теперь поделаешь, опоздал.

Василий выдернул нож из туши медведицы, вырезал кусок сала и, морщась от боли, смазал раны, разорвал рубаху и замотал их как мог.

Вспомнил про ружье. Бердана лежала у ног. Взял ее, передернул патроны.

— Ну, Максим, не дай бог нам теперь с тобой встретиться.