Красная волчица

— Товарищи! Еще вчера Боков, Урукча, старик Двухгривенный за людей нас не считали. Мы гнули спины, на охоте да в оленьих стадах себе простуду наживали. А что нам доставалось? Костры да морозы.

— Долги еще были, — напомнил Согдямо.

— Вот-вот. И было так потому, что силы мы своей не знали и жили, как кроты, каждый в своей норе. А встали в один строй. Вот и в тайге выросла деревня. Это же здорово! От этой деревни у нас, таежников, начинается новая жизнь.

— Мне слово, Степан, дай, — попросил Кучум.

— Говори, паря, — отозвался дед Корней.

На крыльцо поднялся и встал рядом со Степаном Кучум.

— У нас есть такой обычай, — Кучум волновался. — Если ты протянул руку в беде охотнику, то становишься братом этого охотника и членом нашего рода. Вы построили нам дома, своими руками зажгли огни в очагах — огни жизни. Так пусть огонь нашего рода будет и вашим огнем. Теперь вы все члены нашего рода. Как говорят русские, низкий поклон вам, кровные братья.

— Спасибо, Кучум, за доброе слово, — пожал Степан его сильную руку.

— И тебе, Степан, спасибо за то, что другом пришел к нам.

— В первый дом мы решили поселить самого уважаемого охотника — Согдямо. Проходи, дедушка, — пригласил старика Степан.

Согдямо поднялся на крыльцо. Помолчал, а потом сказал:

— Шибко спасибо вам. Но в дом, однако, жить не пойду.

— Ты что это, ядрена-матрена, — закипятился дед Корней. — Или еще не надоело кости морозить в чуме?

— Шибко надоело. Но не пойду в дом жить. Прилетят добрые духи, где они меня найдут? Увидят дом, скажут, люча тут поселился.

Все озадаченно смотрели на Степана. Положение. Как из него выкрутиться? Всех выручил Сема.

— Дедушка Согдямо, а мы им напишем, что ты здесь живешь. — На дощечке Сема написал углем: «Согдямо», а дощечку прибил к двери. — Вот и все.

Старик с уважением посмотрел на непонятные ему знаки и шагнул в дом.

— А теперь я всех приглашаю на праздник — рождение деревни, — проговорил Кучум.

— Спасибо, — за всех ответил Степан. — Я вам, товарищи, привез хорошую весть. Письмо получил из губкома комсомола, место одно дали на рабфаке. Так что давайте думать, кого пошлем учиться.

Для большинства слово рабфак значило, что надо ехать куда-то далеко. И от этого «куда-то» было тревожно. Ведь для всех жителей Матвеевки за горами жизнь была непонятной, а потому чужой.

— Вот и для нас пришло время за науку браться, — продолжал Степан. — Отправить надо парня серьезного, чтобы не подвел нас.

Все почему-то посмотрели на Василия. А у него от этих взглядов пот на лбу выступил.

— Васю надо послать, — предложила Надя.

Василию стало тяжело дышать.

— Я так же думаю, — улыбнулся Степан.

— Страшновато что-то, Степан, — сказал Василий.

— Чудак-человек, зверя не боится, а перед городом струсил. Там тебе и театр, и библиотека, и вся культура. Кто за то, чтобы комсомольца Василия Воронова направили на учебу в рабфак? Единогласно. Поздравляю, Василий. Помощь нужна будет — нас кличь. Пиши, коли мешать там разная контра будет. Найдем управу.

Василий поднял голову.

— Степан, пошли хоть Сему, вдвоем подручней будет.

Женя подвинулась к Семе, точно закрыть его хотела.

— На будущий год и Сему пошлем, вместе с Женей. А пока тебе одному придется ехать, и не мешкай, собирайся в дорогу. Придешь в обком комсомола, обскажешь все. Они определят тебя, куда надо.

Через несколько дней Василий с Ятокой были уже в Матвеевке. Мария Семеновна обрадовалась их приезду. Засуетилась. Увидела берестяной короб, а из него на нее уставились синие глазенки.

— Ты где это его взяла, девонька? — спросила Мария Семеновна.

— Сын. Димка.

Мария Семеновна удивленно посмотрела на Ятоку, потом на Василия.

— Твой сын?

— Мой, — смущенно ответил Василий.

— И скрыл от матери, — обиженно поджала губы Мария Семеновна.

— Ятока все.

— Я с вами обоими еще потолкую.

Мария Семеновна поставила зыбку на кровать, вынула ребенка и положила на одеяло. Димка сучил ногами, тянулся ручонками к Марии Семеновне и улыбался беззубым ртом.

— Вшитый отец, — улыбнулась Мария Семеновна. — Захар, ты только погляди.

Захар Данилович подошел к кровати, Димка посмотрел на него и закричал.

— Ишь ты, какой голосистый, — Мария Семеновна завернула внука в пеленки, взяла его на руки и повернулась к Ятоке с Василием, которые стояли рядом и не знали, как себя вести.

— Вот что, молодые. Вы промеж себя как знаете, а внука я вам не отдам.

— И то правда, — поддержал жену Захар Данилович. — И тебе, Ятока, нечего мытариться с ребенком по тайге. Коли народили дитя, так нечего барахтаться на разных берегах. И меня, старика, извините, коли что не так было.

— Молоко-то он пьет? — спросила Мария Семеновна.

— Как большой, — улыбнулась Ятока.

— Вы идите погуляйте, а я внука искупаю и спать уложу.

Василий с Ятокой вышли из дома.

— Пойдем на Матвееву гору, — предложил Василий.