Красная зима

Зинаида не слишком любила великую княжну Анну. Вот младшенькую, Нини, она обожала, в огонь бы за нее бросилась, не задумалась. А Анну – так, более-менее. Любила, но ведь и любят по-разному. За кого-то и жизнь отдать не жаль, а кого-то… любишь. Но если отдашь жизнь, кто же будет любить дальше?

Аделину Зинаида очень любила. Но прежде, чем рассказывать тайны Анны ее матери, следовало узнать подробности.

Что связывало того офицера и принцессу, сколько лет ребенку, когда и где он родился… да, хотя бы! А уж потом и доносить.

Зинаида промолчала. Зато теперь у Алоиза появился СЛЕД!

Алексеев… тор Алексеев.

Ему нужна Сафьяновая книга. И навести справки. А дальше будет видно. Но сейчас у него есть хотя бы шанс выдернуть хвост из мышеловки. Хотя бы надежда…

Русина, Синедольск

Аксинья была довольна и счастлива.

Город!

Она на такое и не рассчитывала, что вы! Была уверена, что мать ее никогда не отпустит… это естественно! Где родился, там и пригодился! А сейчас вот – город, дом…

Пацаненок?

А и ничего страшного, она и мамкиных вырастила, и с этим справится. Мысль о том, что тора надо воспитывать все же чуточку иначе, Аксинье в голову пока не приходила. Места для нее не хватало.

Гошка дичился, не принимал девушку, но Ксюха не унывала. Пекла пироги, припевала…

– Капусты нет!

А что за пироги без капусты? И щи? И…

И вообще – куда без нее? И как это Аксинья ее купить забыла?

– Георгий Петрович!

Мальчик сидел и рисовал на большом листе. Аксинья пригляделась.

Образы, скорее образы.

Тора Надежда. Обреченная – и в то же время довольная. В последний момент своей жизни она сделала все необходимое. Правильно сделала.

Дядька Савва. Почему-то похожий на лесное чудовище.

Сама Аксинья.

Рядом с печью… это было обидно. Чем она не горожанка? Но… чего ждать от мальчишки?

– Георгий Петрович, я на рынок отлучусь, капустки куплю…

Гошка кивнул.

На пол спланировал еще один лист бумаги. Женское лицо.

– Ой… а кто ж это такая? Красивая…

Мальчишка выдернул из ее рук лист.

– Моя мама.

Аксинья поняла, что дальше расспрашивать не стоит, – и ушла.

Мама?

А они полагали, что его мать Ирина Ивановна? Нет? Странно это… а впрочем, кому теперь важны все эти секреты?

Никому…

* * *

Что понимают дети?

Все.

Просто иногда нет смысла говорить взрослым хоть что-то. К чему? Взрослые по умолчанию считают себя умными, а детей – недоумками. И не прислушиваются к ним.

А Гошка все понимал. Просто есть вещи, о которых лучше не говорить. И не думать.

И…

Есть вещи, от которых ты с криком просыпаешься по ночам. И рядом никого нет. Вообще никого…

Есть одиночество.

Вроде бы ты не один, и мама Ира тебя любит, но она не совсем настоящая мама. Приемная.

Гоша не знал, что это такое. Потом понял. Это когда две мамы, просто одна не может постоянно быть с ним рядом. Но это не потому, что его не любят.

Мама его любит. И плачет, когда его видит. И… дети это чувствуют.

Отец?

Отец его тоже любит, но, наверное, не так сильно. Он смеется, он любит брать Гошу на руки и высоко подбрасывать, а Гоше это не нравится.

Отец расстраивается и дразнит его трусишкой. А Гоша не трусишка, просто его начинает тошнить, и он боится, что сейчас его вырвет. А папа не понимает…

И понять не хочет.

Почему?

Есть дедушка – его Гоша видел редко. Бабушка говорила, что он сильно болен.

И есть бабушка. Уютная и теплая, родная и настоящая. Она точно его любит.

А недавно случилось… нечто. Даже вспоминать это Гоше было больно.

Они с мамой Ирой приехали домой. К бабушке и дедушке. И он был ужасно доволен! На конюшне стояли лошади, и ему обещали своего пони. Во дворе жила собака, и ему говорили, что у него будет свой щенок. И гулять можно целый день, и не надо ради этого надевать противную накрахмаленную матроску и отглаженные брючки, и бегать можно свободно…

А потом что-то случилось…

Страшное.

Гоша помнил, как влетела в комнату бабушка, как говорила с мамой, как потом толкнула ее в уборную и заперла, а Гошу потянула за собой.

Помнил отчаянные глаза Матреши.

Помнил, как девочка почти волоком волокла его по лесу, оглядывалась и шептала: «Скорее, миленький! Бежим быстрее, обоих же убьют, коли догонят…»

И Гоша как-то все понял.

Когда увидел глаза деда, к которому они прибежали.

Тот смотрел… так… Гоша не решился спрашивать – тогда, но потом, когда они уже ехали на телеге, все же насмелился:

– Бабушка… она умерла?

– Да, внучек.

– Ее Змей Горыныч скушал?

– Да, можно и так сказать…

И Гошка представлял этого Змея.

Огромного, страшного, чудовищного… он летит на своих огненных крыльях, спускается, поедает людей… Бабушка Гошу спасала. Он это понял.

Папа? Мама?

Их не было рядом… Гоша был уверен, они скоро приедут. И Ксюша так говорила.

Дед Савва просил пожить в доме, во всем слушаться Ксюшу и ждать родителей. А они обязательно скоро приедут. Гоша тоже это знал.

Конечно, приедут! Как же иначе? Родители никогда не бросают детей… или они – не родители. Так, утроба, из которой на свет может что угодно выползти.