— Ваше превосходительство, мы действительно были чрезвычайно удивлены, поскольку, как нам сообщили, несчастье, приключившееся с его величеством, явилось следствием падения с лошади. Неудачное падение может стать причиной ушиба или даже опасного перелома. Однако, по правде сказать, множественные ушибы и переломы, которые обнаружились на теле его величества, свидетельствуют о том…
Доктор не осмеливался закончить свою мысль.
— Ну же, говори!
— Простите, слова мои могут граничить с безумием, однако…
— Говори без страха.
— Создается впечатление, что его величество был основательно избит крепкой дубиной. Такие повреждения не могут быть результатом падения с лошади. Разве только животное долго топтало своего всадника, но и в этом случае характер повреждений был бы иным.
— Неужели ты намекаешь на то, что на короля могли напасть?
— Нет, никоим образом! Мы с коллегами всего-навсего установили, что повреждения на теле его величества появились не вследствие падения с лошади. Только и всего, мой господин.
Громкий стук в дверь оборвал гнетущее молчание, которое воцарилось в кабинете. Дверь приоткрылась, на пороге возникла тощая фигура Бернара де Понтиньи.
— Простите, но дело срочное!
— Что случилось? — спросил брат короля.
— Отец умер? — вырвалось у Луи.
— Нет, ваше высочество. Вы пока еще не ваше величество. — Канцлер, сознававший, что дни его при дворе сочтены, особо подчеркнул различия в титулах.
— В таком случае я сейчас очень занят. Сообщите, когда я стану его величеством! Я буду в павильоне зимнего сада.
Людовик покинул кабинет, громко хлопнув дверью.
— Де Понтиньи, что случилось?
Придворный бросил многозначительный взгляд на врачей, и те немедленно удалились.
Как только они с Карлом остались наедине, канцлер вытащил из кармана клочок ткани и протянул его брату короля.
— Что это?
— Взгляните сами.
— Я вас не понимаю, де Понтиньи! Это же просто обрывок тряпицы.
— Так и есть, мой господин. Но вам ничего не кажется странным?
— Ткань белая, в уголке вышит крестик…
— Да тот самый крест, которым тамплиеры украшали свои плащи.
— Что это значит?
— Не угодно ли вашему превосходительству узнать, где была обнаружена эта тряпица?
— Где?
— В лесу Руврэ, рядом с часовней.
— На что вы намекаете?
— Ни на что. Просто я подумал, что вам было бы полезно знать об этом обстоятельстве.
— Кто это нашел?
— Лесник, совершавший свой обычный обход.
Карл де Валуа ощупал платок, придирчиво прошелся пальцами по его краям.
— Он как будто бы новый. Да и оторвали этот клочок недавно.
— Я бы сказал, совсем недавно, — уточнил канцлер.
Через два часа, после длительной агонии, Филипп Четвертый Французский, вошедший в историю под именем Красивый, тот самый король, который покончил с орденом тамплиеров, испустил дух. На следующий день эта новость облетела весь Париж. В лавках менял, на рынках, в тавернах и харчевнях, на церковных папертях все разговоры вертелись вокруг странных обстоятельств этой смерти, чем-то напоминавшей кончину Папы в Авиньоне, случившуюся несколько месяцев назад.
Обе смерти произошли даже раньше срока, который Жак де Моле предрек, восходя на костер. Впрочем, многие парижане не верили в проклятие тамплиеров и громогласно заявляли, что все это лишь пустая болтовня.
19
Габриэль д'Онненкур бросился на кухню за стаканом воды. Бланшар дожидался его в гостиной. Он был бледен, дышал прерывисто.
— Выпейте воды.
Пьер принял стакан трясущейся рукой. Габриэль терпеливо ждал, пока журналист придет в себя.
— Это была «Красная змея»! — выкрикнул он, не дожидаясь расспросов со стороны д'Онненкура.
— Вы хотите сказать, что человек, с которым вы говорили по телефону, сказал, что звонит от имени организации с таким названием?
— Так он и сказал. Он угрожал мне.
Габриэль нахмурился. Морщины на его лице выступили резче. Он посмотрел на комод, тайник в котором по-прежнему оставался закрытым.
— Как они узнали, что вы здесь?
— Понятия не имею. Однако звонивший мужчина сразу спросил: «Месье Бланшар?» Я молчал, удивленный тем, что кто-то ищет меня по этому номеру. Тогда вопрос повторили, и я пробормотал «да». Затем в трубке раздалось: «Если жизнь вам хоть сколько-то дорога, позабудьте о „Красной змее“».
Д'Онненкур пристально посмотрел на журналиста:
— И что же это означает?
Пьер выпил всю воду.
— Мадлен Тибо была моей подругой.
Изумление почти не отразилось на лице Габриэля д'Онненкура. Этот человек, получивший отменное воспитание, умел контролировать свои эмоции и чувства.
Журналист склонил голову, как будто только что признался в постыдном деянии. На душе у него было пакостно, поскольку Габриэль доверил ему великую тайну своей семьи, а сам он умолчал о знакомстве с заведующей «отделом игрек», имя которой его гость упоминал в утреннем разговоре. Теперь собственное поведение казалось ему недопустимым.
Д'Онненкур вытащил из кармана пиджака страничку из «Фигаро». Пьер почувствовал себя как обвиняемый, увидевший в руках прокурора неопровержимую улику. Он на секунду заколебался, хотя ему было уже ясно, как надо поступить.