Красная звезда и зеленый полумесяц

Новые власти с осторожностью приступают к организации современного судебного аппарата. В большинстве деревень люди еще не готовы к его замене судьями, применяющими новый гражданский кодекс. Даже в рядах самих коммунистов насчитывается множество верующих (44 процента в Бухарской коммунистической партии в 1921 году), и нет уверенности в том, что они по доброй воле примут такую фундаментальную перемену. Поэтому исламские суды будут продолжать функционировать параллельно с советскими судами. «Люди будут сравнивать и решать», — звучит ответ тем, кто выражает удивление и нетерпение. И действительно, люди очень быстро делают свой выбор. Какая система лучше? В судах, действующих под сенью «красной звезды», не нужно давать никакого «бакшиша», не нужно бояться никакого фаворитизма — по причине принадлежности к тому или иному клану или племени — и практически не нужно платить судебных издержек. Спустя несколько лет система гражданского судопроизводства расширяется еще больше, и суды шариата приходят в полный упадок и постепенно исчезают, а некоторые кади получают «новую квалификацию» в советских судах.

Сходная проблема появилась, когда открылись первые учреждения народного образования. Они конкурируют с «мектебами», жалкими небольшими кораническими школами, где столетиями исламские учителя заставляли своих учеников без конца повторять священные стихи, которые чаще всего оставались непонятными как ученикам, так и самим учителям. Мектебы просуществуют, однако, в течение нескольких лет, конкурируя с современными школами. Однако советские «первые учителя»[29] демонстрируют преимущества своих методов образования. Они представляют людям учеников, которые научились читать и писать за один год, в то время как при «старом методе» на то же самое требовалось по меньшей мере семь лет.

Эти перемены происходили не без ошибок и не без столкновений. «Великорусский» дух — открыто пренебрежительный или чаще всего скрыто патерналистский — все еще был жив. Иногда активисты, не знакомые с местными обычаями и приверженностями, думали, что хорошо делают, нападая на религию и на исламские традиции, но на самом деле они оскорбляли чувства верующих и подрывали дело, которое, как им казалось, они тем самым защищали. «До того, как партия направила меня в Таджикистан, — рассказывал мне Иосиф Брагинский, ветеран КПСС, известный специалист по таджикской литературе и профессор Московского института востоковедения, — я работал в Баку, в Азербайджане. Я был тогда молодым и пылким активистом и думал, что делаю правильно, выступая с наскоками на религию. Но однажды меня вызвали к партийному руководству: «Если ты хочешь сохранить свой партийный билет, — сказал мне один из руководителей, — прекрати свои нападки на религию. Здесь, в Азербайджане, стране ислама, этому совершенно не должно быть места». Должен признаться, что в то время я не очень хорошо понял это замечание. Однако перед лицом реакционных мулл, которые пытались восстановить против нас массы, было необходимо образовать «Советы красных мулл», которые, напротив, стали на позиции защиты революции и советской власти. Я знал одного из них — таджика Шарифа Махдума, известного ученого-теолога того времени, который опубликовал «фетвы» (выводы из исламского права) с цитатой из Корана в их поддержку, объясняя, что решения, принятые по поводу аграрной реформы, были справедливыми и не противоречили установкам ислама. Сын Махдума — Шукуром — был моим учеником. Сегодня это известный ученый, коммунист. Я говорю все это для того, чтобы подчеркнуть, что если вопрос отношения к религии очень важен, то еще более важен вопрос нашего отношения к верующим…»[30]

Партия вскоре отметит, что ее национальный состав быстро пополняется за счет активистов — выходцев из Средней Азии и Казахстана; как потому, что в этом отношении были предприняты исключительные усилия, так и потому, что задача облегчилась увеличением числа местных рабочих (на 135 процентов в Узбекистане между 1926 и 1932 годами). К 1932 году в Коммунистической партии Узбекистана насчитывается уже 56,9 процента коммунистов из числа национальных кадров. Число это равно 47,4 процента в Коммунистической партии Таджикистана, 41,4 процента в Коммунистической партии Туркмении, 46,2 процента в компартии Киргизии и 56,6 процента в компартии Казахстана. В 1924 году — до территориального разграничения на новые республики — туркестанская партия насчитывает из примерно 15 тысяч членов 42 процентов узбеков, 40 процентов русских, 5,9 процента таджиков, 4,5 процента казахов, 2,8 процента татар и 4,8 процента выходцев из других национальностей. Тогда партия была еще очень «деревенской», как это отражает анализ ее национального состава: 67 процентов крестьян против всего лишь 20 процентов рабочих. Полвека спустя в 1981 году Коммунистическая партия Узбекистана насчитывала 568 240 членов, из них 210 957 рабочих (37,1 процента), 147 628 крестьян (26 процентов) и 209 658 представителей интеллигенции (36,9 процента).