Красная звезда. Крушение республики Итль

«Как это просто, – подумал он, – и как я был глуп, что не догадался устроить такую штуку. Этот мошенник Коста оказался умнее меня».

Порто-Бланко уже просыпался, когда Гемма влетела в ворота дворца на запаленной лошади и бросила поводья изумленному часовому.

Еще большее удивление объяло его, когда он увидел, что королева, вместо того чтобы направиться к себе, перебежала аллею и исчезла в дверях флигеля, где жил премьер. Часовой покачал головой и привязал лошадь к ветке акации.

– Кажется, королева-то того, завела шашни. Министр не дурак, – сказал он вполголоса лошади, и лошадь прищурила глаза и кивнула головой, как бы подтверждая заключение солдата.

А Гемма уже колотила кулаком в дверь Косты.

– Коста!. Коста!. Вставайте!. Чрезвычайно важно. –

Замок щелкнул, и Коста появился на пороге.

– Простите!. Я не думал, что это вы, – вскрикнул он, пытаясь запахнуться в одеяло.

– Пустяки!.. Не до этого, – ответила мисс Эльслей, врываясь в комнату.

– А что случилось? – с тревогой спросил Коста. – Почему вы одна? Где ребята? Неужели неудача?

– Нет, – ответила Гемма, кидаясь в кресло, – полная удача. Даже больше, чем я предполагала, но только все пошло по-иному.

– А именно?

Гемма, захлебываясь, рассказала. Коста слушал, кутаясь в одеяло.

– Гм, – процедил он, выслушав до конца, – конечно, они правы и поступили гораздо умнее. Я не учел этого.

Конечно, правы.

– И этот чернобородый отправил меня с запиской к вам…

– Ага! Это Тревис! Чудесный парень! Давайте записку.

Гемма подала ему скомканную записку.

Коста развернул ее и прочел.

– Что он пишет? – спросила мисс Эльслей.

– Читайте. – И Коста перебросил ей записку.

Она с трудом разбирала неровные карандашные строчки:

«Здравствуй, Коста, – прочла она , – мне некогда бла-

годарить тебя. Мы с тобой часто ссорились, и ты зна-

ешь, что мы считаем тебя не нашим. У нас разные доро-

ги, мы не пачкали нашего дела грязными проделками.

Но теперь не время спорить. Спасибо за помощь, при-

сланную нам с шальной бабенкой, которую я отправляю

тебе обратно. Она впрямь неплохая девка. Но она будет

полезней в городе.

Если ты хочешь и впредь идти с нами и хочешь, что-

бы мы приняли тебя, как своего, – сделай вот что: в горо-

де не должны знать о нашем уходе с промыслов. Нам

нужно три дня сроку, чтобы быть обратно с северянами.

В эти два дня соглашайся на все и не затевай никаких

историй в городе. Мы сами покончим со всем.

Тревис».

– Он хороший человек, этот Тревис, – сказала она грустно, окончив чтение.

– Тревис? Еще бы. Мы оба не годимся ему в подметки, и если я жалею о чем-нибудь, так это о том, что я не смог стать таким, как он, – ответил Коста.

– Ну, а теперь я пойду спать. Я невозможно устала от скачки, – поднялась Гемма.

– Спите. Я сделаю все, чего хочется Тревису. А вы отдыхайте.

Гемма направилась к двери, но в нее кто-то осторожно постучал.

– Спрячьтесь… спрячьтесь, – шепнул Коста, толкая

Гемму к окну, никто не должен видеть вас здесь. – И, покрыв Гемму занавесью, он открыл дверь.

– Радиограмма с эскадры, господин герцог, – доложил вошедший.

– Благодарю вас. Идите.

– Ответа не будет?

– Если будет нужно, я сам приду на станцию, – ответил

Коста, выпроваживая телеграфиста.

– Выходите, – позвал он Гемму, – радиограмма от его грабительского превосходительства. Посмотрим, как понравилась ему нефтяная баня. Хм… чрезвычайно странно, – проворчал он, недоуменно поднимая плечи, – милорд изволит капитулировать? Непонятно!

– Что он телеграфирует?

– Видите ли, он извиняется, что по «неосторожности»

дежурного офицера произошел «случайный» выстрел боевым снарядом по городу, за что он приносит извинение и выражает согласие возместить убытки. Кроме того, он предлагает королю забыть недоразумения последних дней, омрачившие «сердечную дружбу», и выражает надежду, что в знак примирения король не откажется торжественно отпраздновать послезавтра день рождения Гонория XIX в городе, совместно с ним.

– Ну, что же? Это нам на руку, – сказала Гемма. – Мы уже выигрываем нужные нам два дня. Лучшего и желать не приходится.

– Вы думаете? А мне это не нравится. Я чувствую, что он затевает какую-то гадость, но только не могу никак понять, что именно. Неспроста же он заговорил, как дядюшка, желающий оставить десять миллионов племяннику.