Красно-коричневый

– Вот почему, я полагаю, отец Филадельф удержал вас в миру, не позволил отступить в обитель тишины и покоя. Ибо здесь начинается последняя брань, и земля покроется убиенными за веру и Господа. Вам, как сказал мне отец Филадельф, надлежит принять участие в битве. Но прежде, он мне тоже это сказал, вам надлежит креститься. Он ждет вас у себя, в Оптиной пустыни, где, Бог даст, вы и примете Христово крещение!

Отец Владимир почти повелевал, но Хлопьянов не тяготился его повелениями. Глубинный смысл и бездонный свет ускользал, и он чувствовал печаль и смущение.

К ним подошел худощавый ладный человек и еще за несколько шагов склонил голову, сложил горстью руки.

– Благословите, отец Владимир!

Священник вложил в ладони подошедшего свою белую мягкую руку, мелко и часто крестил склоненную голову. Хлопьянов успел рассмотреть сильные смуглые кисти человека, дерзкое лицо, маленькие кустистые усики.

Поздоровались, представились друг другу. Хлопьянов признал в подошедшем известного скульптора, славного своими изображениями русских святых и воинов.

– Как вам нравится, отец Владимир, эти постоянные показы народу отпрысков Кирилла Владимировича? Не для того ли все совершается, чтобы народ привык их видеть и сказал: «Да, вот они истинные наследники династии! Именно им законное место на российском престоле!» – скульптор говорил насмешливо, обращая лицо к Хлопьянову, приглашая и его высказать свое мнение. – Народ наш доверчив. Быстро со всем соглашается. Не успеем оглянуться, а в Успенском соборе венчают на царство то ли армянчика, то ли жиденка!

– Я полагаю, это не может случиться прежде, чем тщательно не исследуют останки, якобы принадлежащие убиенной царской семье, – осторожно возразил отец Владимир, и Хлопьянову показалось, что он раздосадован появлением скульптора, помешавшего их беседе о мистике русского народа. – Существует мнение, что не вся семья погибла в Ипатьевском доме. Некоторые спаслись. И быть может, теперь в России под чужими именами продолжают жить истинные Романовы, подлинные наследники престола. Близок час, когда Господь явит их людям.

– Не берусь судить об этом, отец Владимир. Но что касается английских врачей и французских экспертов, исследующих екатеринбургские останки, то эти специалисты – все те же одесские евреи, внучатые племянники тех, кто расстрелял царя. Они покажут все, что поможет возведению на российский престол толстенького чернявенького Гоги.

Скульптор говорил насмешливо, его кустистые усики язвительно шевелились, а сильные, в крупных венах руки оглаживали одна другую, словно он их умывал.

– Но как же быть? Если хотим, чтобы в России восторжествовала монархия, можем ли обойтись без династии? – отец Владимир вежливо возражал, не желая погрузиться в спор, но уже в него вовлеченный. Взглядывал на Хлопьянова, давая ему понять, что их разговор не закончен. – Объявятся ли в народе истинные потомки Романовых? Или придется довольствоваться сомнительной ветвью?

– Отец Владимир, тут нет никакого вопроса! Я обсуждал эту тему с виднейшими иерархами церкви, с деятелями политики и культуры. Мы соберем Земский собор из представителей всех русских земель. С благословения Патриарха выберем нового русского царя. Как сказано в Библии: «Выберем себе царя из народа своего!» Мы это сделаем без борьбы, без крови, без усобиц и тем самым восстановим, наконец, прерванную в России линию власти. Передадим ее добровольно избранному национальному монарху. Тогда и начнется на Руси великое замирение, покой, процветание!

Скульптор, уверенный, строгий, истовый, перекрестился и, поклонившись, отошел. А его место уже занимал златобородый синеглазый казак Мороз. Улыбался, покачивал стройной талией, нарядный, в начищенных сапогах. Подошел под благословение отца Владимира.

– Здесь, я вижу, много хороших людей, много духовенства. А мне то хорошо, что хорошо нашей матери Православной церкви! – было видно, что он уже пропустил в буфете крепкую чарку, и она веселила его, побуждала к общению. – По мне все хорошо, вот только не могу понять, почему не вытряхнут Ульянова-Ленина из мавзолея! По мне, так надо было его выкинуть еще в августе девяносто первого года! Как Дзержинского со Свердловым! Трос на шею, и на землю с постаментов поганых идолов! Я так считаю, пока сатанинские звезды будут гореть над Кремлем, пока мумия будет лежать в пирамиде, ничего доброго на Руси не получится! Я бы что сделал! Прямо в зале обратился к народу. К дворянам, казакам, к духовенству, и айда на площадь, прах выкидывать! Всего-то полета шагов! Если духовенство пойдет, никто возразить не посмеет! – Он был радостно возбужден, верил, что его предложение будет принято. – Ходьбы-то, говорю, пять минут с небольшим!