Красноармеец

Где будет посадка самолёта, уже прикинули: на шоссе между Витебском и Могилёвом был удобный участок ровной трассы. Я там подам сигнал, и самолёт сядет. А сигнал подам через рацию: мне выдали переносную немецкую «Телефункен», для диверсантов, в грузе была. Дальности хватит. Радист будет слушать волну и, услышав нужный сигнал, отправит самолёт. Не он сам, конечно, а командиры, что за это отвечают. Экипаж самолёта будет отдыхать вполглаза, чтобы вылететь немедленно. Вот такой был план, и я собирался сыграть свою партию.

Чуть позже, снова подняв дрон и убедившись, что покинул зону поисков, я достал мотоцикл и погнал на нём. Это позволило мне удалиться за час почти на двадцать километров. Да, свет фары мог привлечь внимание, но скорее за своего примут: кто ещё тут будет ездить на мотоцикле?

А за час до рассвета я выехал к железной дороге Витебск – Могилёв, работающей. Разогнавшись по насыпи, догнал эшелон, гружённый лесом, и, уцепившись за заднюю площадку, отпустил мотоцикл. Тот кувырком пошёл с насыпи. Жаль машину, вот действительно жаль, но будут у меня ещё такие трофеи, а место освободить было надо. Просто где-то бросить рука не поднималась, я тот ещё куркуль, но вот так, когда отпустил и забыл, это ещё ничего, терпимо.

Железнодорожный узел Могилёва эшелон проходил медленно. Похоже, тот без остановки (ну, кроме замены паровоза) шёл куда-то в сторону Германии. Они вывозили лес, чернозём – да всё ценное. В итоге я решил сойти в Могилёве. Он был сильно разрушен во время боёв летом сорок первого, немцы его заново не отстраивали, если только для себя что-то. Было несколько новых зданий, и ещё несколько, находившихся в завершающей стадии достройки. Строили их советские военнопленные.

Было девять утра. Я не в красноармейском был, а в гражданской одежде, даже аусвайс поддельный имел, правда, с отметками Витебска, но нестрашно, отболтаюсь. Тем более в ИТК я сошёлся с одним поволжским немцем, тоже из командиров, и тот за два месяца здорово подтянул меня в разговорном немецком, почти убрав акцент. У него была чуть искалечена рука (минами накрыло в бою), пальцы не гнулись, и выдать даже норму он не мог. Его перевели в кладовщики, и он подрабатывал репетиторством. Оба мы были довольны сделкой.

Незаметно покинуть состав не удалось: меня заметили двое полицаев. В принципе, неудивительно, не я первый и не я последний: с состава ещё четверо спрыгнули, всех задержали и повели в комендатуру. А там два золотых русских червонца писарю – и он сразу меня опознал как своего родственника. Меня тут же отпустили, ещё и отметки поставили, что могу находиться в городе.

Стихийный рынок в городе был, вот туда я и направился. И зачем мне Минск? Да тут всё было, даже дыни и арбузы. Несколько немцев, отобрав крупную ягоду, нарезали её, сахарный сок тёк по рукам, и ели они с большим удовольствием. Запах свежего арбуза вызывал слюноотделение. Ну вот откуда они тут?

Закупался я тем, что хотел. Немецкие марки уже закончились, тратил советские рубли, тут они тоже вполне в ходу были. Хотя, конечно, курс довольно сильно изменился. Арбузы и дыни я покупал только резаные: при мне их разрезали большим ножом пополам. Если спелые, беру, если нет – мне такого не надо. Подходил с корзиной, сверху прикрытой платком, в такую четыре половинки крупных арбузов помещались, получается, два покупал за раз. А так как подходил я к торговцу раз десять, закупился солидно и арбузами, и дынями.

Огурцы, помидоры – всё брал только с грядок. Тут холодно, но поздний урожай ещё снимали. Правда, огурцы немного пожелтели, кожица жёсткой стала: опоздал я с ними. Яблок взял две корзины, груш столько же, вишни, или, скорее, даже черешни: слишком крупная. Сливы неплохие, глаз радовали. Мёда купил, сметаны немного, варений разных – всё, что осталось. Деревенских тут хватало, было что брать.

А ночью покинул город и направился в Витебск. Да тут как рок какой-то: попутный эшелон шёл именно туда. Вот я и зацепился да на площадке и устроился.

А дальше всё просто. Неделю потратил (сентябрь уже к концу подходил), но выполнил план. Свой план. Выкрал оберста, это подполковник по-нашему, он связистом был, приближенный Клюге. Ночью устроил поджог в здании штаба – первый этаж заполыхал. Застрелил издали какого-то генерала – там тревога поднялась. Потом дал сигнал и доехал на угнанной машине к месту встречи. Когда светало, я не только был с пленным в самолёте, но мы даже пересекли уже линию фронта. Самолёт был меньше «дугласа», с верхним расположением крыла, одномоторный; четыре пассажирских кресла и грузовой отсек.

Над Москвой дождевой фронт, осень всё же, поэтому нам дали запасной аэродром в районе Загорска. Я не сразу понял, куда мы летим, пока не вспомнил, что после развала Союза его переименуют, вернув старое название – Сергиев Посад. На аэродроме ждала машина, и под проливным дождём нас повезли в Москву. По телефону я уже доложился какому-то генералу из Генштаба: с Шапошниковым не соединили.