Красноармеец

Мой взвод тоже пополнялся, небыстро, по значкам ворошиловских стрелков смотрели, но из обученных и с опытом были лишь я да старший сержант Нефедов, тоже из госпиталя, с его тринадцатью официально подтверждёнными. Он и стал командиром взвода. Вполне толковый малый, начал обучать бойцов, пары создал. Я по мере сил помогал ему. Он меня неофициально замом своим сделал. Не обрадовал. Во взводе всего два командира и было: Нефёдов да младший сержант Осипов. Последний из Куйбышева, доброволец, хотел научиться уничтожать немцев. Принял пока первое отделение, гонял свои четыре пары.

* * *

Очнулся я от шума. Открыв глаза, слегка повертел головой, но голоса не подавал: в развалинах могли быть как наши, так и немцы. А я блокирован, не вырваться: по сути, свободны плечи и голова, остальное под завалом. Неподалёку тело моего напарника. Артиллерией нас накрыли.

Я тут уже второй час кукую и думаю, что делать. Груду кирпичей в хранилище не убрать: во-первых, оно полное, а во-вторых, если часть убрать, гора дрогнет и произойдёт оползень, а от этого мне точно хана будет. Хорошо, что вообще цел остался. Уже в курсе, что попал в «карман», и меня чуть придавило, да так, что не пошевелиться, но без серьёзных травм и переломов. В общем, если откопают, буду дальше воевать. А вот напарнику хана, тело изломано. Он на себя всё принял, меня так, краем зацепило. А наших я не ждал: мы на охоте были, в серой зоне, ближе к позициям немцев.

Сегодня девятое декабря. Может, и бред, но это третий штурм Сталинграда, в котором я участвовал. Да, вот такой я живучий. Я не считаю, что мне не повезло, наоборот, я чертовски живучий и везучий.

В проёме показалась рожа под каской, осмотрелась. Ну, так и есть, немцы любопытничают. Я прикрыл глаза и, поглядывая на немцев через узкие щёлочки, притворился мёртвым: рассмотреть меня в этих обломках, под такой маскировкой, довольно сложно, я ведь весь покрыт толстым слоем пыли и грязи. Честно говоря, покрывавшая моё лицо маска из кирпичной пыли и бетонной крошки вызывала жуткий зуд, а я даже не мог освободить руку, чтобы банально почесаться. Какая же это мука!

Кстати, Сталинград уже три дня как полностью окружён. Уже началась его планомерная зачистка, хотя немцы дрались за каждый подвал или остатки построек. Мы их тут месяц додавливать будем: с боеприпасами и питанием у них порядок, запасы сделаны, воюют ожесточённо. Те немцы, что были не в городе, отброшены где на тридцать километров, где на сорок, но там не наша дивизия работала, мы чисто по городу.

За эти два месяца состав снайперского взвода нашей сотой дивизии сменился трижды, я там единственный ветеран, до сих пор служу. Три медали «За отвагу». Почему-то мне крайне неохотно подтверждали уничтоженных немцев, хотя официально уже сто шестьдесят есть, да и с наградами было так же: писали на ордена, а давали медали, да и те со скрипом. Последнюю, третью, я получил за два дня до этих боёв.

Должен сказать, что эти два месяца были самыми страшными для меня в этой войне. Даже вспоминать не хочу, хотя уникальный опыт городских боёв, да и боёв вообще, я получил изрядный. Наработал опыт снайпера, больше полутысячи врагов настрелял. По примерным подсчётам, с начала войны я лично уничтожил порядка полутора тысяч солдат и офицеров врага. А по официальной статистике у меня отщёлкано сто шестьдесят шесть врагов. Причём это не только немцы, но и итальянцы, которых я выцеливал с немалым удовольствием. Девять точно уничтожил, а такой скромный счёт потому, что на передовой они редко бывали.

Как ни избегал я подобного, но в этот раз меня закинуло в настоящий АД. По сути, выжить я не должен был. Не для этого ли меня и включили именно в эту маршевую роту? Я думаю, так оно и есть, но я выжил вопреки чужим планам. И если вам говорят, что снайперы в атаки не ходят, а работают за спинами товарищей, выбивая пулемёты и другое оружие, чтобы атака была успешной, не верьте. Я четыре раза ходил: заставляли. Рядом падали убитые и раненые товарищи, а я выживал – ни царапинки. Этот напарник, что сейчас лежит рядом с пробитой головой, у меня восьмой.

Вообще, за войну я ни разу не был ранен, травмы и контузия не в счёт. Даже сейчас, по сути, сильно не пострадал, только обездвижен. Я был тепло одет, но, сжатый ледяными кирпичами, серьёзно промёрз и уже простыл: нос забит, дышу через рот и с трудом сдерживаю кашель. Уже думал: всё, конец мне, пора звать хоть кого-нибудь. Немцев не хотелось. Даже описывать не желаю, что они делают с нашими снайперами, если живыми ловят. Сам видел.

Осыпая кирпичи, в полуразрушенный полуподвал, где я лежал, спустились два немца с карабинами. Утеплились, как могли, частью в гражданское. Они приметили моего напарника, точнее, его овечий, пусть и грязный, полушубок. Зима серьёзная была, любой мех в дело шёл, а тут почти целый полушубок.