Красноармеец

Я пребывал в сомнениях. Помнил историю из прошлой жизни, где женщина женила меня на себе, заявив, что беременна от меня, а позже оказалось, что всё ложь, ребёнок был чужой. Для меня это до сих пор открытая кровоточащая душевная рана. И не в том дело, что терпеть не могу чужих кукушат, а просто лохом не понравилось быть. Да и сына её, которого она мне принесла как якобы моего, после экспертизы я возненавидел. Тот ещё недоносок, раньше многое ему прощал, сын же, а тут пинками погнал ублюдка. А ведь малышом он на меня был похож, на меня того в прошлой жизни. И тут ситуация чем-то схожая.

Вздохнув, я сел рядом с Анной и сказал:

– Удивила. Ошарашила даже. Знаешь, я не против, раз уж другого выхода нет. Но что я тут с малышом делать буду?

– Генерал обещал помочь, – тихо сказала она.

– Хорошо, малыша я беру. Только уговор: тут не будет отдала-забрала. Раз уж отдаёшь, то всё, забудь. Договорились?

– Даже видеться не дашь? – Анна впервые подняла голову и прямо посмотрела на меня.

– Нет, ну это сколько угодно.

– Хорошо. Документы я оформила, тебя уже отцом вписала. Сейчас всё передам.

– Может, попрощаемся напоследок? Палатка недалеко.

Я сказал это неожиданно даже для самого себя. Анна возбуждала меня, даже просто сидя рядом. Она удивлённо посмотрела на меня и молча кивнула, снова уткнувшись лицом в малыша.

Ну и пообщались. Оказалось, муж её полностью несостоятелен как мужчина, а природа требует. В общем, решили напоследок пошалить, тем более малыш уснул после кормления и не мешал нам.

А потом Анна просто ушла, передав мне всё по малышу, торопливо, словно убегая. А я, свернув палатку и грустно вздохнув, направился обратно к штабу. В общем, подстава конкретная. До этого я был один как перст, только за себя отвечал, оттого и наглел – если не бессмертным себя чувствовал, то близко, – а теперь всё, притормозили.

Малыша быстро взяли на руки воркующие с ним связистки, а меня – к особистам, там и командарм был.

Полковник, начальник Особого отдела нашей шестой армии, вздохнув не менее печально, чем я, сказал мне:

– Одинцов, от тебя одни проблемы. То одна девка заявила, что у неё ребёнок от тебя, даже в суд написала заявление, чтобы признали отцовство. Хорошо расследование провели, беременна она оказалась от немецкого диверсанта, что тебя убивать шёл. Наказали её за попытку опорочить честь советского офицера. Тебе не говорили об этом, ни к чему было. Сильно наказывать молодую мать не стали, но внушение сделали. Теперь вот это.

Подивившись, что «красотуля» никак не уймётся, я только головой покачал. Ещё и залетела от убивца. Нет, она от меня не отстанет, надо найти и валить её, родственники малыша вырастят. Кивнув таким своим мыслям, я стал слушать командиров дальше. Часть внушения (ну, им по должности положено) я пропустил мимо ушей. А после узнал, что командарм даёт мне не отпуск по семейным обстоятельствам (кто же в преддверии наступления отпуск даст? они запрещены), а командировку в Горький, по хозяйственной части, на десять дней. Это максимум, поскольку командарм сам не знает, когда будет назначена дата общего наступления: секретность навели.

А то, что оно у нас будет, это понятно: плацдарм немцы так и не смогли сбить, но оборону вокруг построили серьёзную. Может, и не у нас двинут, а в другом месте. Хотя у нас переправа стоит, по ночам по-прежнему действует, так что у нас проще. Да и резервная армия подошла, плацдарм изрядно расширила, километров на сорок в глубину и почти на пятьдесят по сторонам, и тоже встала в оборону. Немцы кидали сюда все резервы.

Вообще, линия фронта была сильно искривлена. Моя армия стояла на берегу между Днепропетровском и Кременчугом. Полтаву взяли, но стояли под стенами Харькова и Белгорода. В остальном без изменений, Ленинград в блокаде, Крым освободили, к Николаеву подходят. Туда немало войск бросили, резервы и под Харьковом требовались.

Ладно, что-то я отвлёкся. Командировочные мне оформили быстро, так же быстро, этим же вечером, за час до наступления темноты отправили в путь. Спасибо командарму, выделил трофейный «шторьх» с закрытой кабиной, на котором мы и вылетели к Воронежу. Тут четыреста пятьдесят километров по прямой, топлива хватало с запасом. Город уже освободили, железная дорога работала, есть прямая ветка на Москву, а там и на Горький. Штабные посчитали, что так я быстрее доберусь до города и вернусь, а чем быстрее вернусь, тем лучше. А почему Горький, думаю понятно: Герман из тех мест, и жильё там есть. О пролёте трофейного самолёта нашу ПВО предупредили.

Вещи я уже собрал, припасов мне на все десять дней накидали. А вот с ребёнком всё не так хорошо: его ещё от груди не оторвали. Анна оставила бутылочку с соской (это дефицит, между прочим), слила туда остатки молока, прежде чем уйти, и сейчас эта бутылочка в хранилище, тёплая ещё. Я половину уже дал малышу, половина осталась, а больше кормить его было нечем. Меня потому так скоро и спровадили. В дороге, да и на месте мне нужно искать кормилицу, что малыша накормит.