Красноармеец

Не задерживаясь, мы поехали обратно и вскоре, также самолётом, с грузом лекарств вернулись в Москву. Медики в одну сторону, а мы – на Лубянку. Там нас ждал майор, как будто и не отсутствовал весь день, и мы продолжили. Это ладно. Пройденный медосмотр тоже, в принципе, тревоги не вызвал. Ночевал я в служебной гостинице, не в камере, но только ночевал, всё остальное время – опросы и опросы.

Тридцать первого декабря я встретил Новый год в Кремлёвском зале с ёлкой: мне принесли официальное приглашение. Я был в парадной форме. Мне понравилось, всё было вполне пристойно. Сталин ко мне не подходил, хотя кивнул издалека, но я поговорил с Власиком – вспомнил, как начальника охраны звали, – и тот передал, что медики благодарят за лекарства. Положительные результаты в госпиталях не заставили себя ждать. Причём дозы строго лимитированы: мало было лекарства.

А первого января, как будто и не праздник, снова знакомый кабинет. Наконец перешли к следующему этапу. Работал со мной майор, комиссар заходил редко. Он вообще как-то почернел лицом. Заходил, читал уже исписанные листы и уходил, иногда забирая их с собой.

И вот под вечер второго января майор вдруг спросил:

– Скажи, а ты кто?

Комиссара не было, но я чуял: будет сигнал – зайдёт.

– Не понял вопроса, товарищ старший майор.

– То, что ты Одинцов, вызывает сомнение. Например, знание английского языка, притом что Одинцов изучал в школе немецкий, или твоё умение водить автомашины, которого не было у Одинцова. Однако шрам на правой лопатке имеет место быть. Мы провели немалую оперативную работу, общались со всеми, кто тебя знал. Внешнее описание, до последней родинки и шрамов, получили от твоих друзей детства – всё на месте. Но ты не узнал свою одноклассницу, которую знал с детского сада. Она не военная, но по нашей просьбе временно надела форму и служила в штабе двести девяностой стрелковой дивизии. Та самая, к которой ты обратился: «Эй, ты, как там тебя, боец?» Та самая, на которую ты указал, как на тот тип девушки, что в твоём вкусе, когда тебя окружили девчата. Да, об этом мне тоже сообщили. Сейчас она уже сдала форму и отбыла домой, в Горький. Насчёт частичной амнезии я в курсе, удар в висок не прошёл даром. Так что скажешь?

– Не было частичной амнезии, – вздохнув, признался я. А куда деваться? – Я вообще ничего не помнил, но побоялся сказать. Тихо и незаметно подслушивал, выяснял информацию и радостно сообщал врачу что то-то и то-то вспомнил, озвучивая подслушанное. Так и получил диагноз «частичная амнезия». Мне почему-то казалось, что так будет лучше. Память ко мне так и не вернулась – ни тогда, ни сейчас. Оттуда английский знаю? Без понятия. Почему машину вожу? Не знаю. На мотоциклах тоже ездил, если вы не в курсе, причём вполне уверенно.

Ну а дальше война. Я развивался, учился: глупо отказываться получать новые умения. Я не хотел становиться командиром, вот как на духу говорю, простым стрелком проще, но комдив отправил меня в Киев, в школу младших лейтенантов. Вы даже не представляете, как я старался дотянуться в учёбе хотя бы до середнячков! Я ведь школу не помню, какие-то знания всплывали, но мизер. Хорошо, что парни здорово мне помогали, я их за это подкармливал. Так что для меня это всё не сказка, а жизнь, и довольно страшная.

– Самолётами управляешь? – записывая, с деловым видом уточнил майор.

– А я знаю? Не угонял пока.

– Угу. Проверим.

– Товарищ старший майор, раз вы знаете, что происходит в дивизии, может, скажете, что там с той охотницей на мужей-Героев?

Майор неожиданно хохотнул, но, мотнув головой, сказал, что я сам всё узнаю, когда в дивизию вернусь: мол, не хочет мне сюрприз портить. Ну, нет так нет, хотя его слова о моём возвращении в дивизию порадовали. Опрос продолжался, комиссар опять заходил, забрал часть листов (они пронумерованы), унёс. Кому он их постоянно таскает? Не Сталину ли? Хотя, может, и Берия интересуется. Как раз с ним я лично не встречался, но пару раз видел издали. Один раз тут, на Лубянке, в коридоре, во второй – при первом моём награждения «Золотой Звездой».

Наконец пятого января всё закончилось: выдоили, что могли. На аэродроме меня проверили – самолёты не знаю. Было множество и других проверок. Оказалось, я неплохой слесарь на разных станках – ещё бы, инструментальщик, пятый разряд. Майор был озадачен, но всё вносил в уже пухлую папку моего личного дела.

И вот пятого января комиссар, в кабинете которого я был впервые, сказал:

– Скажу прямо. Тебя хотели куда-нибудь в тыл отправить, поставили бы командиром охраны какого-нибудь важного объекта. Но немцы уж больно желают тебя найти. Поедешь обратно в дивизию, тем более комдиву обещали, нужно выполнять. Постоянно запросы шлёт, когда тебя вернут.

– Приманкой? – с хмурым видом уточнил я.

– Да, – коротко ответил комиссар.

– От снайпера никакая охрана не поможет.