Красноармеец Горшечников и «огненная вода». История 1-ая

Лютиков ответил так: стремительно и сильно ударил его под ложечку, а потом в челюсть.

- Ыть! - выразился краснорожий, впечатавшись в афишную тумбу.

- Удивляюсь я тебе, Ромуальд. Разводишь церемонии со всяким барахлом, - сказал Чернецкий лениво. - Шлёпни его, сделай город чище.

Лютиков состроил печальные глаза и потянул из кобуры маузер с деревянным прикладом.

- Убивают, люди добрые! - взвизгнул дебошир. - Помогите!

Прыгнув на карачках за тумбу, он поднялся на ноги и пустился бежать.

- Добрейшей души человек наш помполит! - сказал Храпов с чувством. - Ведь мог и шашкой полоснуть!

Седой старик в светлом костюме, сильно поношенном, но тщательно вычищенном, стоял у парапета, обмахиваясь канотье. Он не просил денег и ничего не продавал; это было приятное разнообразие, и Гарька остановился: его душа просила разговора.

- Вот какие безобразия случаются в силу несознательности населения! - сказал он, кивая вслед упылившему дебоширу.

- До переворота такого не случалось, - сдержанно заметил старик.

- Случалось, только в гуще рабочих окраин, - не согласился Гарька. - Сидело, как зараза, внутри, а теперь вскрылось. Но мы после победы не станем прятать постыдную болезнь, а выжжем её решительно калёным железом.

- Кажется, с криминальной темы мы свернули на медицинскую, - сказал старик с лёгкой иронией. - Как вас величать, юноша бледный со взором горящим?

- Горшечников, - Гарька поправил шлем. - Красноармеец.

- Ваше общественное положение очевидно… Оловянко, фотограф. Если вы или ваши товарищи желаете сделать карточку на память, милости просим. Фотографическое заведение Оливье, за три дома отсюда, любой вам подскажет.

- Оливье?..

- В прежние времена на иностранных художников был больший спрос. Могу сделать портрет одиночный или групповой, также в антураже.

- Под пальмой?

- Или на броневике, - Оловянко затуманился; видно, броневики оскорбляли его эстетические вкусы. - Имеются художественные задники на любой вкус.

Ромка замахал руками, подзывая Горшечникова.

- Я приду с друзьями, - пообещал Гарька.

Оловянко корректно наклонил седую голову.

По дороге домой Гарька обсудил предложение с Ромкой и Георгиной. Сошлись на том, что карточки надо сделать непременно, пока молодые, а то в следующем году им уже исполняется двадцать один год, после чего начнутся неминуемые старость и распад.

Храпов, сегодня счастливо уклонившийся от встречи с наукой, дрессировал Зуба подносить пулемётную ленту.

- Комиссар велел тебе к нему зайти, - передал он Гарьке. - А тебе, Георгина, наоборот, велел не заходить.

- Прямо так и велел? - удивился Ромка.

- Спросил: Грамматикова где? Я говорю: ушла в партшколу к товарищу Златоверхову. Он говорит: так пусть и не появляется, глаза б мои её не видели, - добросовестно изложил Храпов.

Гарька скосил глаз на Георгину, ожидая увидеть слёзы, но Георгина неожиданно заулыбалась. Уходя, он услышал, как она мурлыкает что-то жизнерадостное, и подумал, что женщин мужским умом не понять.

- А, Горшечников. Как лекция? - приветствовал его комиссар, свирепым взглядом отгоняя Шнобцева от буфета Делакуров.

- Георгине хлопали, а Златоверхову - нет, - сообщил Гарька с тихим злорадством.

- Стало быть, открыла в себе народного трибуна? Интересно, куда она от нас в другой раз соберётся; может прямо в Кремль, на место Троцкого? - Север заложил ногу на ногу. Чернецкий смотрел на него с ехидным выражением, причин которого Гарька не понимал; должно быть, поспорили без него. - Тебя искал некий Квирин. Помнишь такого?

- Начальник доков, - сказал Гарька. - Мы с ним нашли негра на лодке. Зачем я ему?

- Спрашивал какую-то книгу. Я ему посоветовал обратиться в городскую библиотеку; она, кажется, снова работает. Что за книга, Горшечников?

- Наверное, та, которая у вас, - подумав, догадался Гарька. - Которую я достал из чемодана. Может, Чека просит…

- Чека ничего не просит, Чека сразу берёт. Очень товарищ Квирин удивился такому порядку, при котором красноармейцы гуляют по городу, как гимназисты на вакациях.

- Мы по возрасту скорее уж студенты, - ухмыльнулся Гарька. - Студентам, говорят, гулять положено.

- Ты посмотри, - сказал Север Чернецкому, - ты ему слово, он тебе десять.

- А ты привык, чтоб всегда наоборот, - парировал Серафим. - Отвыкай, у нас теперь страна Советов.

- В смысле, каждый мне будет советовать? Чёрт побери меня и мою лошадь!

- Можно идти? - спросил Гарька.

- Куда?

- Домой… то есть, на квартиру. Есть хочется.

- Иди. А, Фильченко, наконец дождались. Неужели тоже слушал лекцию по научному атеизму?

- Вашей милостью, - пробурчал завхоз. - Принужден слушать заместо полезного труда и попечения о хозяйстве отряда.

- Ничего, хозяйства у нас поменее, чем у Сумароковых-Эльстонов, неусыпный надзор не нужен. Съезди сейчас к Шабленко, обменяй грузовик на тачанку и лошадей. Лошадей бери хороших… хотя не мне тебя учить. Серафим, проводи его, а то любой Квирин норовит с нас спросить, зачем бойцы не заняты муштрой.

Чернецкий согласился охотно - автомобили он не любил, хотя на мотоциклы поглядывал с интересом, - зато Фильченко встал на дыбки.