Красноармеец Краснофлотец № 21-22

Несколько мгновений за дверью штаба было молчание. Затем послышался глуховатый голос Мазурина:

— Приказы из Центра получены. Как будто все на местах. Надо заготовить транспорт. Как у тебя с транспортом, Стакун?

Голос Стакуна ответил:

— Автомобилей хватит. С завода Нобеля взяли мы, и другие. Мы даже в Смольный передали несколько машин.

Дверь отворилась. Высокая фигура Мазурина показалась в синем дыму. Мазурин заметил Рышку и сурово посмотрел на него.

— Ты что тут делаешь? — строго спросил он.

Рышка посмотрел на него умоляюще. Губы тихо шевелились, рука перебирала бороденку.

— Все томишься? — мягко спросил Мазурин, — да ведь теперь уже началось. Завтра в бою будем, не боишься?

Рышка даже не улыбнулся. Вопрос был ненужный. Все запеклось в нем. Удариться бы ему, Рышке, обо что-нибудь твердое, разорвался бы он как бомба.

Они прошли к себе.

— Из деревни как, пишут? — небрежно спросил Мазурин, искоса поглядывая на Рышку. — Про мир, небось, про землю?

Рышка смотрел, не отвечая. В глазах было ожидание. Он знал, что Мазурин не любит шутить такими вещами. А Мазурин достал из кармана полевую книжку, служившую ему бумажником, и развернул тоненький листок. Он читал медленно, вполголоса:

— К рабочим, крестьянам и солдатам.

«…Товарищи! посмотрите кругом себя, что делается в деревне, что делается в армии, и вы увидите, что крестьяне и солдаты терпеть дальше не могут. По всей России разливается широкой рекой восстание крестьян, от которых обманом оттягивали до сих пор землю»… (Тут Рышка глубоко вздохнул и вцепился руками в стол.) Мазурин продолжал:

«…Крестьяне терпеть не могут. Керенский посылает войска подавлять крестьян и защищать помещиков…

(Рышка быстро закивал, глаза у него загорелись.)

…Ни рабочие в городах, ни солдаты на фронте не могут терпеть этого военного подавления справедливой борьбы крестьян за землю.

…Товарищи! Знайте, что Керенский ведет опять переговоры с корниловскими генералами и офицерами, чтобы вести войска против Советов Рабочих и Солдатских Депутатов, чтобы не дать власти Советам!

…Идите же все по казармам, идите в казачьи части, идите к трудящимся и разъясняйте народу правду:

Если власть будет у Советов, то не позже 25 октября (если 20 октября будет съезд советов) будет предложен справедливый мир всем воюющим народам. В России будет рабочее и крестьянское правительство, оно немедленно, не теряя ни дня, предложит справедливый мир всем воюющим народам.

…Если власть будет у Советов, то немедленно помещичьи земли будут объявлены владением и достоянием всего народа.

…Вся власть советам рабочих и солдатских депутатов».[1]

Рышка ни разу не прерывал чтения. Он следил за листком, за руками Мазурина. Когда Мазурин бережно сложил листок и хотел его спрятать, лицо Рышки выразило глубокое страдание. Он моляще посмотрел на Мазурина.

— Дай, — глухо сказал Рышка, — дай ради христа.

Мазурин отрицательно качнул головой.

— Мне самому нужно, — сказал он, но, взглянув на Рышку, протянул ему листок.

— Возьми, — сказал он, — возьми.

Рышка протянул дрожащие пальцы, и губы у него дрожали.

— Ну, вот, — с трудом прошептал Рышка, — ну, вот.

И, глядя на Мазурина, сказал ясным голосом:

— Завтра, что ли? Без обмана завтра? Двадцать, значит, пятого октября?

Спрятав листок на грудь, он спросил топотом:

— Писал Ленин? Владимир Ильич? То-то же. Разве я его слова не узнаю?

Он методически готовил свой взвод. На руках его был план, он выучил его наизусть и толстыми кружками обозначил важнейшие здания, которые должна была в первую очередь захватить Красная Гвардия. Рышка вычистил свою винтовку и проверил винтовки своих людей. Из склада вынес цинковые коробки с патронами, заботливо проверял, умеют ли красногвардейцы ставить курки на предохранительный взвод.

Днем приходили руководители штаба с хмурыми лицами, тихо отдавали приказания. И один за другим уходили отряды в распоряжение Военно-Революционного комитета. У красногвардейцев были серьезные лица. Радостное напряжение и готовность были в них. Они уходили ровным, крепким шагом, их грозное боевое настроение передавалось в рядах — никто не отставал. Рышка томился, кипел нетерпением.

Прибежал сияющий Мазурин, тяжело дышал.

— «Аврора» на Неве, — закричал он, — матросы высадили десант!

Он весело кивнул Рышке.

— Готовы твои? — спросил он. — Сейчас выступаем — только в штаб сбегаю.

— Ребята, — звенящим голосом сказал Рышка, — товарищи, Красная наша гвардия! Смотрите же! Назад не идти, стрелять метко! Свой у нас бой, за народ наш! Стройся!

Он весь горел. Лицо его светилось. Никогда еще в своей бедной жизни не чувствовал себя Рышка таким счастливым, так высоко поднятым.

Он рвался вперед, с трудом дождался, пока вышел Мазурин. Красногвардейцы шли ходко, равнялись в рядах.