Красное и белое. И серо-буро-малиновое

– Князь… Ах чёрт!.. Председатель правительства велел арестовать зачинщиков вчерашнего бунта, намеревавшихся захватить Временный комитет, и осудить их. Возьмите с собой Хренского для демократичности ареста. К тому же – надо доставить человеку радость! Пусть поубивает своими руками ещё несколько матросов к тем десяткам, которые к сегодняшнему дню он, судя по его рассказу, уже поубивал.

Главный милиционер Временного комитета вместе с Хренским и всеми милицейскими силами Глупова, созданными при Временном комитете, отправился к дому Советов.

А руководители Совета проснулись после вчерашнего заседания (первого пункта повестки дня) к полудню и начали строить новые планы по свержению правительства. Они ещё не знали, что после неудачного захвата власти в Головотяпии, который произошёл накануне, в губернии наступила реакция – учебники по истории Головотяпии ещё не были написаны и о смене этих эпох головотяпам не кому было рассказать. Местные газеты пестрели рассуждениями о вчерашнем происшествии и мнения были самыми крайними – от того, что пора уже покончить с семейкой Ани-Анимикусовых и их наймитами, до того, что пора, наконец, навести порядок в губернии и разогнать Советы.

Все советские руководители после вчерашнего совещания лихорадочно искали воду из-за того, что испытывали состояние, называемое в народе «сушняк». Железин, обладая некоторыми аналитическими способностями и не участвовавший в попытке захвата власти, но участвовавший в ночном заседании руководства Совета, с вечера предвидел тяжкое похмелье у коллег-депутатов Совета и с ночи спрятал в своей каморке под лестницей бочёнок, из которого все огурцы были во время заседания съедены, но огуречный рассол остался. Вот этот бочонок и заныкал Алик.

Утром Железин наливал стакан рассола только нужным людям и под большим секретом, со вздохом заявляя, что, мол для себя оставил, но что не сделаешь для такого приятного человека, товарища по революционной борьбе? Поскольку первыми из самых приятных ему людей оказались именно Зойка Три Стакана и Камень, они были «остаканены» первыми, и уже приходили в себя, начиная соображать и понимать происходящее.

Зойка Три Стакана решила пленарного заседания не созывать, а собраться узким кругом – исполком и руководством Совета.

– Товарищи, – начала совещание Зойка Три Стакана сиплым голосом и слегка покачиваясь. – Вчера мы столкнулись с тем, что ещё не все пролетарии поднялись до должной высоты. Некоторые из них напрямую препятствуют победе социализма. Я имею ввиду швейцара Временного комитета. Нам нужно усилить агитацию среди тёмных масс, а для этого нам нужна своя правда. Да, да, товарищи, своя правда. У Ленина его правда есть, у Троцкого его правда тоже есть, вот и нам нужно заиметь свою правду.

Увидев недоумение на лицах собравшихся, Зойка Три Стакана засмеялась:

– Я имею ввиду газету «Правда»!

У всех присутствующих отлегло от сердца. Действительно, иметь свою «Правду» – это правильно!

– Товарищ Камень! Есть ли в распоряжении Совета деньги на издание газеты?

Камень кивнул головой. Не смотря на бегство бывших заместителей исполкома Иванова и Никонова с кассой Совета, несколько пачек керенок в сейфе ещё сохранилось – купцы были умные, и понимали, что тащить всё нельзя, надо кое-что оставить для того, чтобы их сразу в хищении средств не заподозрили.

– Но ведь «Правда» – это большевистская газета. Может ли она издаваться на средства Совета? – Задал резонный вопрос один из меньшевиков, которые пока ещё сохранились в составе Совета. И сам же ответил, – не может!

Вот за что все любили Зойку Три Стакана, так это – за быстроту реакции.

– И правильно! Мы будем выпускать смешанную газету. На одной стороне газеты будет Известия Совета рабочих депутатов, а на другой стороне – большевистская «Глуповская правда». «Известия» будет редактировать Кузькин, а «Правду» – Железин.

Всем эта идея понравилась и все проголосовали за неё единогласно. Решение занесли в протокол. Кузькин, который опохмелился не рассолом, а с вечера запасённым стаканом самогона (опыт всё-таки не пропьёшь!), был в весёлом настроении духа и прокомментировал решение так:

– А на хрена попу гармонь?

Громкий стук в дверь Советов и голос с требованием отдать под арест Зойку Три Стакана и матроса Камня не дал возможности собравшимся найти ответ на поставленный Председателем Совета вопрос про гармонь.

– Надо тикать! – Решительно заявил Камень.

– А давайте наоборот, пойдём в суд и покажем им кузькину мать! – Произнёс Кузькин, всё ещё склонный к шуткам и каламбурам.

После некоторых колебаний, Зойка Три Стакана возразила:

– А что народ? Вышел он на защиту своих депутатов и революции?

Все выглянули из окон здания бывшего Дворянского собрания на Малую дворянскую улицу. Улица была пуста, если не считать милиционеров Временного комитета, кучкой сгрудившихся у входной двери в здание бывшего Дворянского собрания и отчаянно барабанивших по ней кулаками, да Агафьи, которая, засунув грязный палец в рот, внимательно следила за происходящим. Советских милиционеров, как и народа в целом, из окна видно не было.