Красное и белое, или Люсьен Левен

Однажды после великолепного обеда он пригласил их в отдельную комнату и заставил по всем правилам проголосовать по маловажному вопросу, который должен был обсуждаться на другой день. Несмотря на все усилия, которые он приложил, правда действуя обиняками и чрезвычайно осторожно, чтобы растолковать своим депутатам в числе девятнадцати человек, о чем идет речь, двенадцать из них подали свой голос за самое нелепое разрешение вопроса. Господин Левен заранее обещал им, что выскажется в пользу большинства. При виде этой нелепости он отдал невольную дань человеческой слабости, попытавшись просветить это большинство объяснениями, которые заняли добрых полтора часа. Ему пришлось отступить с уроном для себя, и его депутаты указали ему на необходимость быть добросовестным. На следующий день, хотя это было его первое выступление в палате, он неустрашимо выступил на защиту явной глупости. Его пробрали почти во всех газетах, но его маленькая рать была ему бесконечно признательна.

Мы опускаем бесчисленные подробности, мы умалчиваем обо всех заботах, которых ему стоило сплотить эту паству верных родом из Периге, Оверни и т. п. Он не хотел, чтобы их у него отбили, и иногда даже отправлялся кое с кем из них на поиски меблированной комнаты или шел торговаться с портными, которые продают в пассаже готовые брюки. Если бы у него хватило смелости, он поселил бы их у себя, как он уже взял на себя почти целиком их питание.

В результате ежедневных хлопот, занимавших, однако, его своей новизной, господин Левен скоро собрал двадцать девять голосов. После этого он принял решение не приглашать к обеду никого из депутатов, не входивших в число этих двадцати девяти, и почти каждый раз после заседания привозил из палаты берлину, переполненную своими друзьями. Один журналист, его приятель, притворившись, будто нападает на него, объявил в газете о существовании «Южного Легиона» в составе двадцати девяти голосов. «Но содержит ли министр на свой счет эту новую клику Пие?» – задавал себе вопрос журналист.

Накануне того дня, когда «Южный Легион» вторично получил возможность проявить себя – заявить о своем существовании, как говорил господин Левен, – после обеда господин Левен заставил своих депутатов обсудить завтрашний вопрос. Верные своему инстинкту, девятнадцать человек из двадцати девяти присутствовавших голосовали за явную нелепость. На следующий день господин Левен взошел на трибуну, и палата большинством восьми голосов высказалась за нелепое разрешение вопроса. На другой день – новые выпады против «Южного Легиона».

Тщетно уже месяц заклинал господин Левен своих соратников взять слово; никто из них не решался, да и, по правде говоря, не был в состоянии. У господина Левена были друзья в министерстве финансов; при их содействии он распределил среди своих двадцати девяти приверженцев одно место начальника почты в лангедокской деревне и два места сидельцев табачных лавок.

Три дня спустя он попробовал, по-видимому из-за недостатка времени, не поставить на обсуждение вопрос, в котором один из министров был лично заинтересован. Министр приезжает в палату в парадном мундире, сияющий, уверенный в победе, идет пожать руки наиболее видным друзьям, принимает других на своей скамье и, обернувшись к скамьям своих сторонников, скользит по ним ласковым взглядом. Появляется докладчик и высказывается в пользу министра.

Докладчика сменяет и поддерживает неистовый представитель умеренных; палате скучно, и она готова утвердить доклад подавляющим большинством. Депутаты, друзья господина Левена, поглядывают на своего предводителя, сидящего рядом с министром, не зная, что думать.

Господин Левен поднимается на трибуну, не связанный в своем мнении ничем; несмотря на его слабый голос, его слушают с благоговейным вниманием. Правда, уже в самом начале своей речи ему удалось три-четыре раза тонко и зло сострить. Первая острота вызвала улыбку на лицах пятнадцати депутатов, сидевших поближе к трибуне; вторая вызвала уже громкий смех и одобрительный шепот; палата явно оживилась. В ответ на третью, действительно очень колкую, раздались взрывы хохота.

Заинтересованный министр взял слово и выступил, но без успеха.

Граф де Вез, избалованный вниманием палаты, пришел на помощь своему коллеге. Именно этого господин Левен страстно желал в течение двух месяцев; он упросил своего товарища уступить ему очередь. После того как министр граф де Вез довольно удачно отпарировал одну из острот господина Левена, тот попросил слова по личному вопросу. Председатель отказал ему. Господин Левен запротестовал, и палата предоставила ему слово вместо другого депутата, уступившего свою очередь.