Красное и черное

Ибо есть преступленія, которыхъ нельзя простить, которыя вызывали, вызываютъ и будутъ вызывать народныхъ мстителей, пока свѣтитъ солнце и есть на землѣ не рабскія сердца.

Исторія вынуждаетъ ихъ, и нѣтъ другого выхода, или, если онъ есть, онъ запертъ желѣзнымъ замкомъ, запечатанъ семью печатями погромнаго вѣдомства.

Судьба обрекла Россію расточать самыя драгоцѣнныя силы свои съ такой же стихійной щедростью, какъ расточаетъ ихъ сама жестокая, пышная, безумная, могучая природа. Ибо Россія рождаетъ свободу, и муки родовъ — это кара и цѣль всего мірозданія.

Вахмистры и погромщики, скоро ли вы уйдете и дадите намъ вздохнуть по-человѣчески? Что сдѣлать, чтобы васъ не было? Дать вамъ выкупъ и отправить васъ заграницу, или произвести вамъ упрощенную поголовную перепись?..

Неужели вамъ мало, неужели вамъ не страшно? Развѣ вы не слышите, какъ жизнь вырываетъ изъ вашихъ рукъ окровавленную шашку? Въ тѣхъ самыхъ рядахъ, которые вы вооружали на черныя дѣла, сколько есть вашихъ озлобленныхъ и неумолимыхъ враговъ… Васъ охраняетъ пока живая стѣна, связанная вмѣстѣ гипнозомъ и окованная сталью. Но, вѣдь, Россія — страна забастовокъ. Что будетъ, если стальная щетина только пассивно опустится внизъ? По какой линіи наименьшаго сопротивленія направится волна разрушенія, которую вы сами вызвали къ жизни и вооружили?

Красными кровавыми руками вооруженной черной сотни вы защищаете твердыню насилія и произвола. Но кто защититъ васъ самихъ, когда ударитъ грозный часъ? Ибо исторія идетъ впередъ. Колесо ея движется днемъ и ночью, то опускаясь внизъ, то опять подымаясь вверхъ. Кто вамъ порукой, что при слѣдующемъ поворотѣ, когда больше не будетъ стальной защиты, эти черныя дружины не разрушатъ и не сожгутъ вашихъ дворцовъ, какъ онѣ разрушили бѣдныя лачуги и сожгли земскія управы? И ваши теперешнія жертвы захотятъ оказать вамъ защиту и будутъ безсильны предъ стихійной волной.

Опомнитесь, пока не поздно! Или вамъ мало, или вамъ не страшно!?

ЛЕГЕНДА О СЧАСТЛИВОМЪ ОСТРОВѢ

(изъ античныхъ преданій).

Группа рабовъ собралась въ углу Педагогія, въ нижнемъ этажѣ Августова дворца. Они сидѣли на циновкахъ, на деревянныхъ скамьяхъ и просто на мозаичномъ полу, гладко выметенномъ руками молодого прислужника Рутилія.

То были не простые рабы, ибо въ Педагогіѣ обиталъ верхній кругъ огромнаго рабочаго населенія, наполнявшаго домъ Августа. Младшіе изъ нихъ обучались здѣсь грамотѣ, изящнымъ искусствамъ и движеніямъ, другіе уже давно примѣняли свои таланты на службѣ утонченному вкусу своихъ господъ и были заняты цѣлый день, но къ вечеру они все же собирались въ Педагогій, который служилъ своего рода клубомъ для дворовыхъ слугъ и мастеровъ, принадлежавшихъ императору.

Дидаскалъ Софроній сидѣлъ на низкомъ табуретѣ, опираясь спиною на колонну. Это былъ сухощавый грекъ съ хитрыми глазами и сильной просѣдью въ прямыхъ черныхъ волосахъ. Онъ былъ чтецъ по ремеслу и сегодня провелъ весь день въ спальнѣ Люція Матерна, младшаго префекта дворца. Матернъ вернулся съ празднества по поводу извѣстія о побѣдѣ, одержанной надъ квадами цезаремъ Маркомъ Авреліемъ Коммодомъ, сыномъ божественнаго Марка, и у него трещала голова съ похмелья. Поэтому онъ заставилъ Софронія читать себѣ вслухъ избранные отрывки изъ трактата Сенеки «О нравахъ».

Мануцій изучалъ вмѣстѣ съ двадцатью товарищами и большимъ женскимъ хороводомъ повороты мудренаго танца, который долженъ былъ украсить новый праздникъ по поводу той же побѣды еще черезъ три дня.

Діадохъ высѣкалъ на мраморѣ многовѣщательную надпись: «Подъ щитомъ Коммода весь міръ счастливъ». Лицо Діадоха было мрачно. Онъ былъ строптивъ нравомъ, и предъ началомъ работы просидѣлъ сутки въ домашнемъ карцерѣ, куда управитель сажалъ провинившихся и, въ особенности, непочтительныхъ рабовъ.

Алексаменъ, младшій изъ всѣхъ, сидѣлъ, прислонившись къ стѣнѣ и опираясь подбородкомъ о сдвинутыя вмѣстѣ колѣни. Алексаменъ былъ писцомъ и уже третій годъ работалъ въ дворцовой библіотекѣ, прилежно списывая творенія Платона и Полибія. Въ послѣдній же мѣсяцъ Тиберій Семпроній Продикъ, изъ молодыхъ друзей Коммода, вмѣсто Полибія далъ ему списывать вольныя ксеніи Марціала. Покой юноши смутился нескромными и знойными стихами, но онъ исполнялъ свой трудъ съ прежнимъ тщаніемъ, и заглавныя буквы его новаго списка были еще правильнѣе и изящнѣе, чѣмъ прежде.

Солнце недавно зашло. На дворѣ быстро темнѣло, и сумерки какъ будто вливались снаружи въ глубокія, круглыя окна. Въ залѣ становилось темно и жутко, какъ будто паутина садилась кругомъ и грозила захватить въ свои петли всѣхъ этихъ скромныхъ работниковъ дворца.

Діадохъ поднялъ голову и злыми глазами посмотрѣлъ на медленно нароставшій мракъ.

— Быть мнѣ опять на мельницѣ! — сказалъ онъ громко.

Строптивыхъ рабовъ часто ссылали на загородныя мельницы, гдѣ они ворочали жерновъ рядомъ съ волами и ослами, и эта работа считалась наиболѣе тягостной и позорной.

Софроній осторожно усмѣхнулся и повелъ рукою въ воздухѣ.

— Рутилій, принеси огня! — сказалъ онъ мальчику, который отъ нечего дѣлать подошелъ къ собравшейся группѣ.