КРАСНОЕ И КОРИЧНЕВОЕ. Книга о советском нацизме

Из того же круга художник Илья Глазунов, ловко спекулирующий на старорусской теме. КГБ искуственно создавал ему репутацию полудиссидента и одновременно устраивал грандиозные персональные выставки, сопровождая их неслыханной рекламой — при том, что в СССР даже самые крупные художники далеко не всегда при жизни удостаивались хотя бы одной персональ-ной выставки. Подлинная идеологическая диверсия была совершена КГБ с помощью ближайшего друга Емельянова Евгения Евсеева — того самого, которому Емельянов позвонил после ареста и сказал "Женя, я не виноват". Евсеев написал грандиозную, в 500 страниц, книгу по "разоблачению сионизма", — столь одиозную, что её решили не публиковать широко, но издали пятьсот экземп-ляров для служебного пользования. В Институте истории Академии Наук СССР, где работал Евсеев, это сочинение вызвало бурю. Книга была признана антисемитской, редактору был объявлен выговор, научный руководитель Евсеева получил замечание. Всё это, однако, осталось внутренним делом Института, книга же была разослана по обкомам и

78

горкомам партии как последняя инструкция по еврейскому вопросу.

Сотрудничество между КГБ и антисемитской мафией давнее и прочное, и это не может быть иначе. И всё же трудно переоценить то обстоятельство, что, совершив преступление, Емельянов первым делом бросился к работнику КГБ, надеясь на его помощь и, может быть, защиту. Тем, что суд намеренно устроили во время отпуска Бакировых и их "не нашли" (при советской паспортной системе не найти человека можно только при заведомом нежелании!), не означает, что Бакирова удалось вывести из игры. Связь КГБ с антисемитской мафией стала юридически доказанным фактом.

Суд удалился на совещание. Судьи почему-то выходили из зала не через ту дверь, которая к ним ближе, а через другую, предназначенную для публики. Приблизившись к первому ряду, судья негромко, но внятно произнесла:

— Здесь тоже одни шизофренники.

Она, очевидно, имела чёткое указание строго придерживаться схемы обычного дела об убийстве и не поддаваться на провокации сионистов. Однако, против ожидания, в зале "сионис-тов" не оказалось. Но зато густо были представлены "патриоты". Единомышленники Емельянова и создавали шизофреническую атмосферу. Я понял, сколько сил требовалось судье, чтобы сохранять спокойствие и вести дело в соответствии с полученной установкой.

И снова Жуков

Примерно через месяц, в Центральном Доме Литераторов (ЦДЛ), в перерыве скучного и многолюдного собрания, ко мне протиснулся сквозь толпу Дмитрий Жуков и, с широкой улыбкой протягивая руку, переполненный любопытством спросил:

— Ну, чем тогда кончилось, каков приговор?

— По-моему, это было с самого начала понятно, — пожал я плечами.

79

— Как так — сначала? — насторожился Жуков.

— Каков может быть приговор, если подсудимый невменяем! — ответил я.

— Да, да, странное дело, — с многозначительным подтекстом сказал он, так что я сразу вспомнил ту атмосферу, какая царила в зале суда. — Очень странное дело, очень странное...

— Что же тут странного, — возразил я. — Совершенно ясно, что сионисты принесли её в мешке... Только вот зачем он сжигать её повёз? Это действительно непонятно...

У Жукова вытянулось лицо. Сообразив, наконец, что над ним смеются, он поспешил удалиться.

А вскоре я листал небольшую книжечку Дмитрия Жукова с малоинтересными рассуждения-ми о биографической литературе. Без всякой связи с основной темой, но в полном соответствии с емельяновскими разоблачениями иудо-масонского заговора, в ней говорилось о "разлагающем" и "тлетворном" воздействии масонства на весь ход мировой истории (меньшими категориями "патриоты" не мыслят!). Я уже был знаком с этой работой, так как впервые она появилась в журнале "Наш Современник",18 в том самом, который печатал и Емельянова, и Пикуля, и всю антисемитскую братию. После появления этой статьи я направил в два либеральных по тем временам журнала критическую реплику, под названием "Остановите музыку". Реплика опублико-вана не была, а статья Жукова вышла отдельным изданием. Музыку не остановили. Её и не собирались останавливать. Емельянов слишком погорячился, когда сменил перо на топор, его отправили на "лечение". Но Жуковы действовали только пером и оставались в безопасности. "Сионисты" не убивали их жён и не подсовывали им их трупы в мешке. Жуковы смело смотрели в будущее, уверенные, что топоры им ещё пригодятся.

* * *

Прошло несколько лет. И как только в России заговорили о гласности, на арене обществен-ной жизни вновь появился Валерий Николаевич Емельянов. По чьему-то таинственному приказу его признали выздоровевшим и выписали из ленинградской

80

психиатрической клиники. Акция была проведена без ведома Министерства здравоохранения и даже зловещего института судебной психиатрии им. Сербского.