Брежнева считали временной фигурой. Он долго не имел твердого большинства в Политбю-ро и был озабочен консолидацией своей власти. Взамен хрущевского "волюнтаризма" он взял курс на так называемое "доверие к кадрам", которые к тому же постоянно подкупал все новыми льготами и привилегиями. Брежнев поощрял любое безделие, очковтирательство, взяточничество, казнокрадство. Все сходило с рук "кадрам" при условии личной преданности генсеку. Заданный им тон распространился вниз по лестнице власти. Большинство крупных и мелких начальников в центре и на местах, очень скоро почувствовали себя безконтрольными несменяемыми князьками. Принцип: личная преданность боссу важнее дела — стал неписанным правилом.
86
Я помню, что говорили в Москве в связи со снятием секретаря ЦК КПСС Украины по идеологии Скобы за публикацию романа Олеся Гончара "Собор". Бдительный Скоба запретил публиковать роман, но Гончар пожаловался первому секретарю украинского ЦК Шелесту, и тот приказал книгу печатать. Когда же роман был опубликован и признан крамольным, Шелест взвалил вину на секретаря по идеологии. Скоба добился приема у Брежнева, но это ему не помогло. Генсек сказал:
— Какой же вы второй секретарь ЦК, если не можете сработаться с первым секретарем?..
Если это всего лишь анекдот, то очень меткий: в нем, как в капле воды, отражена система брежневского руководства. Шелест в то время был покорен, и Украина считалась его вотчиной, Москва подчеркнуто не вмешивалась. Но тот же Шелест слетел со всех постов, как только "не сработался" с самим Брежневым.
Однако аппарат, на который опирался Брежнев и который превратил его в обвешанную орденами куклу, отлично сознавал, что вечно топтаться в тупике невозможно. В стране росло недовольство, крепло движение за эмиграцию, за права человека и интеллектуальную свободу.
Что было делать с диссидентами? Их, конечно, давили, а с особо непокорными расправля-лись жестоко и беспощадно. И все же репрессии выглядели так, словно у тех, кто их проводил, дрожали колени. О сталинской массовости репрессий не могло быть и речи — не потому, что подручные Андропова были добрее подручных Ежова и Берия, а потому, что они не могли отделаться от чувства моральной неполноценности по сравнению со своими жертвами.
Для массовых репрессий нужна масса закаленных "рыцарей революции", верящих, что свое грязное дело они делают ради великой цели. Отсутствие праведной цели лишает энергии самых закоренелых палачей. Тупик, в котором оказалась система, лишал твердости ее стражей.
Кроме того глава КГБ Юрий Андропов и другие руководители понимали, что с идеями нельзя бороться только грубой силой. Им нужно противопоставить идеи. И поскольку орто-
87
доксальный марксизм-ленининизм уже не работал, был взят курс на поощрение "патриотов".
Сперва их покровителем называли члена Политбюро Юрия Полянского. Это он обеспечил поддержку графоманским романам Ивана Шевцова, пионера нацистской литературы послесталин-ского времени. Герои его романов видели козни сионистов даже в том, что стихи в молодежном журнале отделялись друг от друга шестиконечными звездочками. Рассуждения на эту интересную тему были опубликованы Шевцовым лет за двадцать до того, как Дмитрий Васильев на митингах "Памяти" стал истерично призывать рассматривать советские газеты на свет, уверяя, что при этом будет видна "сионистская символика", и лет за десять до того, как с аналогичными призывами выступал на своих публичных лекциях Валерий Емельянов.
Когда романы Шевцова выходили в свет, над ними смеялись. Но шестиконечные звездочки в журнале "Юность" были заменены на пятиконечные...
Полянский был выброшен из Политбюро, ибо "не сработался" с Брежневым. Казалось бы, "патриоты" должны были утратить часть своего влияния. Однако происходило обратное.
В художественной литературе, критике, исторической науке, литературоведении, философии, изобразительном искусстве — словом, во всех областях культуры стала выделяться постоянно расширявшаяся группа, чья идеология сочетала в себе три основных элемента — сталинизм, антисемитизм и так называемый "возврат к национальным корням". Лидеры этой группы хорошо известны по их произведениям. В поэзии это Станислав Куняев, Феликс Чуев, Вадим Кузнецов; в прозе вслед за Шевцовым появился Валентин Пикуль, Владимир Чивилихин, позднее к этой группе примкнул талантливый, но исписавшийся Василий Белов, еще позднее — Виктор Астафьев и Валентин Распутин; в живописи, естественно, Илья Глазунов, ухитрявшийся быть личным другом главного идеолога партии Михаила Суслова, почти открыто работать на КГБ и слыть полудиссидентом (это под его крылом возрос Дмитрий Васильев, который теперь уличает своего недавнего патрона в недостатке патриотизма, потому что на какой-то его картине древнерусский воин держит мечь острием
88
вниз, а не вверх);4 в критике, истории, литературоведении это Вадим Кожинов, Петр Палиевский, Виктор Чалмаев, Николай Яковлев, Михаил Лобанов, Дмитрий Жуков, Сергей Семанов, умерший Юрий Селезнев, Юрий Лощиц, Виктор Петелин, Анатолий Ланщиков и многие другие.