Читаем КРАСНОЕ И КОРИЧНЕВОЕ. Книга о советском нацизме полностью

Те, кто хоть немного знаком с практикой советского книгоиздательского дела, понимают, что трехтомник появился отнюдь не в результате особого покупательского спроса на произведения Шевцова. Это вопрос политики. А издание "Собрания сочинений" или "'Избранных произведений" — это политика в квадрате: она означает признание особых заслуг данного автора, присвоение ему высшего ранга.

218

Тома Шевцова проламывались в свет в борьбе. Ее отражение можно найти в выходных данных. Так, первый том был сдан в производство в мае 1986 года, а подписан в печать только в мае 1988 го, второй том, соответственно, сдан в набор в июне 1986 го, а подписан в печать в августе 1988 го, третий соответственно в августе 1986 и в июле 1988 года.3

Как видим, издание было задумано на самой заре перестройки: ведь редакционной подготов-ке рукописи предшествовало включение ее в план и утверждение плана высшими инстанциями. Без риска можно сказать, что трехтомник был утвержден в Министерстве обороны и в ЦК партии еще в 1985 году, то есть в первый год перестройки. Какой смысл имело это слово, тогда еще толком никто не знал. Горбачев говорил многочасовые речи и желая всем понравиться, употреблял столь туманные формулировки, что каждый мог понимать, как хотел.

Первым реальным начинанием Горбачева была антиалкогольная кампания, проводившаяся сталинско-андроповскими методами. Тогда же возобновилось начатое Андроповым наступление на коррупцию. Горбачев был ставленником Андропова и продолжал его линию. Издание "'Избран-ных произведений" Шевцова соответствовало этому курсу.

Однако не «долго до того, как шевцовские тома, согласно плану, были отправлены в типо-графию, произошла Чернобыльская катастрофа. Горбачев исчез на две недели, а потом появился на экранах телевизоров — бледный, испуганный, мямлющий что-то невразумительное. Только после этого слова "гласность" и "перестройка" стали наполняться тем смыслом, который в них вкладывают теперь.

Когда-нибудь прольется свет на то, как Горбачев провел две таинственные послечернобыль-ские недели, с кем консультировался, какие решения принимал. Об этом будут писать романы, может быть, трагедии и наверняка исторические исследования. Пока ясно только то, что именно в эти две недели он понял, что одно лишь накручивание гаек сорвет резьбу, приведет к катастрофе. Именно в эти две недели был сделан какой-то эскизный набросок того, что стало потом "новым мышлением", "демократизацией" и т. п.

219

Редакторы Шевцова, как и весь мир, в первое время об этом не подозревали и потому спокойно отправили тома в набор. А, может быть, наоборот, что-то пронюхали и поторопились поставить инстанции перед свершившимся фактом. Но не вышло: тома застряли.

Значит, выпуску кто-то упорно противился. Масоны и сионисты, тайно проникшие в "жизненно важные ячейки" советского государства, стали стеной. И стояли так два года. А потом снова произошел крутой поворот, осчастлививший Ивана Шевцова и его почитателей.

По утверждению осведомленных лиц, в частности, писателей и редакторов, участвовавших в работе Съезда народных депутатов, ЦК партии перестал навязывать издательствам свои решения. Остается допустить, что вопрос о выпуске в свет набранного, сверстанного, но затем остановлен-ного трехтомника Шевцова решило Министерство обороны, которое курирует Воениздат. Больше как будто некому. Это значит, что трехтомник издан по настоянию истеблишмента Советской армии. Это те самые круги, которые проиграли войну в Афганистане, устроили побоище в Тбили-си и организовали обструкцию академику Сахарову на первом относительно демократичном за всю советскую историю депутатском форуме. Не очень активно, но определенно военных поддер-жал Горбачев. Может быть, он и не разделял их позиции. Но понимал, что у них сила, с которой он должен считаться.

Ни для кого не секрет, что советское общество в последние годы плохо контролируется партаппаратом и идейно разбито на множество групп и лагерей, находящихся в сложнейших отно-шениях друг с другом.

"Патриотический" трехтомник Шевцова — это индикатор расстановки сил. Он объяснил, к примеру, почему в воззваниях общества "Память" особый упор делается на армию, особое внима-ние уделяется армии. "Память" призывает армию не быть слепым орудием в руках "темных сил сионизма", проникших в руководство (в основном в лице А. Н. Яковлева), как Иудушка-Троцкий, надо полагать. "Память" хочет, чтобы армия была орудием в ее руках, и эта позиция находит понимание у военного

220

истеблишмента. "Советский патриотизм" в духе героя Шевцовского романа, десятилетиями служил основой идейно-политического воспитания армии, вошел в ее дух и плоть.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное