Красное и зеленое

Подводная лодка покачивалась на воде. Ильин прыгнул на мостик, постучал в люк. Его тотчас же открыли. Гомон толпы, как по команде, стих, цепь полиции подалась вперед. Толпа напирала.

Первыми вывели командиров экипажа. Они угрюмо смотрели по сторонам. К ним подошли полицейские. Офицеров посадили в полицейский грузовик. За ними потянулась цепочка матросов. Снова поднялся невообразимый шум. Толпа волновалась, выкрикивала угрозы. Из люка показались шахтеры. Они улыбались и радовались свету. Их встречали свои, советские офицеры.

— Сюда, — сказал полицейский комиссар и жестом указал на другой крытый грузовик.

— Зачем? — удивленно спросил Ильин. — Это пострадавшие.

— Неважно. Карантин, — ответил немногословный комиссар.

За шахтерами в грузовик забрались офицеры по репатриации. Теперь рабочие были вне опасности.

Когда из лодки вышла Маша, толпа прорвала цепь. Всем хотелось увидеть ее. С большим трудом удалось оттеснить толпу от смущенной женщины. Ильин спустился в лодку, вернулся с брезентовым мешком, бросил его на камни мола.

— Это урановая руда, сырье для Кирхенблюма.

Люди невольно отхлынули назад. С именем Кирхенблюма уже связывали саму смерть.

В это время из толпы вышел человек.

— Куда? — грубо спросил его полицейский.

— К Ильину.

— Назад!

Но человек уже махал рукой.

Ильин увидел его и бросился навстречу:

— Франц Кобленц! Вы ли это, мой друг?

— Вот и встретились! Если бы вы знали, как я мчался сюда! Меня чуть не задавили…

— Едемте со мной.

— С удовольствием. Так много надо сказать вам…

Не выпуская руки друга, Аркадий Павлович и Маша прошли к машинам и собрались уже сесть в советский автомобиль, но их остановили.

— Пожалуйста, сюда… — вежливо попросил комиссар полиции.

— Они поедут с нами, — сказал русский капитан.

— Нет, — столь же решительно ответил комиссар и подал знак своим подчиненным.

Их окружили.

— Я протестую! — громко произнес капитан.

— Ваше право. Но здесь распоряжаюсь я. Приезжие должны пройти карантин. Прошу!

Ильина, Машу и Франца Кобленца, который не захотел покидать друга, почти втолкнули в машину. И она тут же помчалась в город, сопровождаемая мотоциклистами.

Подводную лодку конфисковали на месте представители оккупационных властей. Корреспонденты умчались в город, на ходу сочиняя статьи с самыми броскими заголовками, хотя, кажется, не осталось ничего, что могло бы удивить людей.

В атмосфере общей сумятицы все вечерние газеты, помимо больших сообщений о пресс-конференции и о покушении на Ильина возле бухты, дали набранное петитом извещение о том, что:

«Сегодня после полудня в поместье графа Весселя, близ Лауферштадта, скоропостижно скончался известный физик-атомщик профессор Кирхенблюм. Полагают, что его кончина связана с разоблачениями, которые сделал в Гамбурге русский ученый-биолог Аркадий Ильин, создатель нашумевшего в свое время зеленого препарата».

Наиболее ретивые деятели пера, прискакавшие в имение графа Весселя, подучили любезное разрешение осмотреть помещения. Никаких следов лаборатории они там не нашли.

Глава семнадцатая Разговор с лейтенантом Пироговым. Роль Кобленца. Ажиотаж вокруг острова Красных камней. Снова неприятности. Посещение профессора. Обвинение Аркадия Ильина

На этот раз историю с похищением Ильина и с деятельностью фирмы «Эколо» замять не удалось. Газеты разных направлений и партий подняли шумную кампанию. Активность фашиствующих атомщиков беспокоила всех. Официальные лица оказались вынужденными начать расследование. Стоило только коснуться истории с обвинением Ильина в убийстве гестаповца, как подоплека этого дела стала ясной. Смерть Фихтера показала, что фирма для достижения своих целей не останавливалась и перед убийством. Несколько человек из доверенных лиц фирмы оказались за решеткой.

Аркадий Павлович Ильин вместе с Машей неожиданно для всех тоже оказался под охраной. Официально он не находился под арестом. Но и не был свободен.

Ему предоставили «на время карантина» небольшой домик, в дверях которого бессменно сидели два полицейских. В окна с витиеватыми узорчатыми рамами были вставлены толстые решетки.

Встретившись после долгой разлуки, Ильин и Кобленц рассказали друг другу все, что они пережили. Когда Аркадий Павлович поделился со своим другом опасениями относительно дела Райнкопфа и гестаповских провокаций с фотографиями, Кобленц с возмущением сказал:

— Они и сейчас попытаются оклеветать вас. Я немедленно еду к адвокату и дам свои показания!

Он ушел, а через два часа посыльный принес Ильину несколько заверенных листов свидетельских показаний.

— А сам Кобленц? — спросил Ильин.

— Он, к сожалению, приехать не может.

— Почему?