Красное колесо. Узел 1. Август Четырнадцатого. Книга 1

Сольдау был вовсе покинут жителями, не переполнен и нашими частями. Около магазинов и складов в иных местах выставлены часовые – мера правильная (миновались и разгромленных два). Воротынцев разглядывал город и отдался чувству розыска, оно не должно было обмануть, хотя б и проехать лишнего – не спрашивал встречных о штабе корпуса. Близ малого особнячка, однако с железной решёткой, садиком, фонтаном и двумя колоннами у крыльца, он увидел автомобиль, «русско-балтийскую карету». На штаб это не было похоже: безлюдно. Но по автомобилю подумал Воротынцев, не тот ли здесь человек, которого и надо раньше штаба.

Он соскочил – и всю усталость почувствовал в спине. Рядом с автомобилем привязал коня, чембуром за дерево, шинель оставил при седле – никто на него внимания не обращал. И, косолапо разминая ноги, толкнул решётчатую калитку. Подалась. Вошёл.

В круге фонтана ещё было сыро от недавно утекшей воды. Неповреждённые цветы ещё ровно держались на маленьких высохших клумбах. Обогнув куст у фонтана, только тут заметил Воротынцев сбочь крыльца на каменной скамье со зверьими подлокотниками – пожилого грузного офицера, чёрно-небритого, не очень и расчёсанного, с недовольным видом курящего самокрутку, козью ножку. От пояса вниз на нём было офицерское, шаровары казачьи, с лампасами жёлтыми забайкальскими, а наверх простая нижняя сорочка, так что чина нельзя было понять, но лицом и фигурой на штаб-офицера он тянул. И мало пошевелился при подходе полковника.

Не отдавая чести по форме, но к фуражке два пальца несколько приблизив, Воротынцев спросил:

– Скажите, не полковник ли Крымов здесь остановился?

– У-гм, – ещё недовольней кивнул небритый офицер, не шевелясь.

– Это вы?

– Я.

Опять неуставно и без чина – дремлющий Крымов так наводил, приезжий протянул вперёд, как швырнул, правую руку открытой ладонью:

– Воротынцев. Я к вам.

Крымов приподнялся совсем немного, без чего было б вовсе невежливо, и даже по грузности меньше того, круглой жёсткой рукой отметился в рукопожатии, отобрал руку и показал с собою рядом на скамью. И – курил, не проявляя любопытства узнать что-нибудь дальше, хотя полковники генштаба не по каждой улице Сольдау мелькали.

Только и времени, что Воротынцев садился на скамью да лоб отёр, а уже охватил, как с Крымовым разговаривать: слов поменьше, чинов поменьше, и охватил, что сам он Крымову ещё не нравится, но дело у них сейчас пойдёт:

– Я к вам от Алексан’ Васильича. Он мне про вас…

– Догадываюсь.

Всё-таки изумился Воротынцев:

– Откуда ж…?

Чуть кивнул Крымов туда, за фонтан:

– Жеребца знаю. Я на нём прошлую неделю… Как вы его довезли?

Теперь Воротынцев рассмеялся:

– Не я его! Он – меня.

Крымов сбычился, недоверчиво:

– В седле? Из Остроленки?

Воротынцев гмыкнул, ничего, мол, особенного. (Однако крестец ломило, и спина плохо гнулась.)

Подобрел Крымов, но глаза ещё маленькие:

– Ни-че-го. А что ж не поездом?

– В поезде – какая война? – весело возразил Воротынцев, но по легчайшему движению тяжёлой головы перехватил, что вопрос был не так о всаднике – о коне. – Нет, не выбился. И кормил близко.

– Это верно, – уже крупнее кивнул Крымов. – В поезде – не война. Но удобно. – Вытянул из кармана клеёный портсигар: – Листовой, даурский. Добрый табак.

– Я – бросил.

– Зря, – не одобрил Крымов бровями. – Без табака тоже не война. Но не вчера же?

– Да уж года два.

– Из Остроленки, – поправил Крымов.

– А-а… третьего дня вечером.

Моргнул Крымов, утвердил.

– И что ж Александр Васильич? Донесения мои получает?

– Не говорил.

– Три штуки ему послал. Четвёртое собираюсь. А – вы?

– Я…. – всё-таки не схватил ещё Воротынцев сокращённую манеру этого бурбона с сонной распущенной физиономией. – Я… – догадался: – Из Ставки.

Худшая рекомендация: значит, проверять, копать, чужой, чего явился, фазан удачливый?

Опять Крымов потемнел:

– Ладно, умываться да завтракать. Я тоже только встал, ночью вернулся. Проснулся вот – и думаю…

– Откуда?

– А-а… Из кавалерийской, от Штемпеля.

– Слушайте, эти две кавалерийские дивизии тут есть или нет? – охотно перебросился Воротынцев. – Что с них толку? Чем они заняты?

– Чем заняты! – траву щиплют. Любомиров вчера горячий бой имел. Брал город. Не взял.

Ну нет, и Воротынцева так не собьёшь:

– У армии – три кавалерийских дивизии, а перед фронтом – ни одной. Наступает вслепую, никакой разведки. У Клюева – даже нет конного полка. У Мартоса казаки – с варшавских улиц, что за разведка? Почему вся конница по бокам?

Ну, и Крымова не собьёшь:

– Почему, почему. Так само сложилось. Думали левым крылом загребать, окружать. А чем прикажете окружать?

Вошли внутрь. В хорошем петербургском доме могла быть такая мебель приглушённого блеска, бронза, мрамор, как здесь, в худеньком Сольдау. Немного, однако, и потрошено: на пол рассыпаны кружева, ленты, булавки с кораллами, гребни, так и не подобрано.

Во всём доме Крымов был с одним казаком, выскочившим из кухни на зычный оклик: «Евстафий!»