Красное колесо. Узел IV. Апрель Семнадцатого

Не то, что хотелось. Перо — для того и Перо, чтобы занять место в „Искре”. Как раз поместили жить в одном доме с двумя членами редакции: Засулич — крупной, уже пожилой женщиной с небрежной внешностью, и Мартовым. С Мартовым много соприкасались, много сидели над книгами, курили и выпили много дешёвого кофе. Юлий, тоже в пенсне, и с такими же буйными чёрными волосами, был на семь лет старше Льва, очень талантливый и очень беспорядочный, всегда пенсне непротёртое и пепел, рассыпанный по рукописям. Лев присматривался к нему внимательно и ревниво, это был естественный и несомненный соперник. Мартов и писал и говорил — поразительно легко, и мог без конца. Он всегда был нацело захвачен сегодняшним политическим днём, новостями, спорами, то и дело рассыпал остроумнейшие догадки, гипотезы, предположения, предложения — но тут же многие сам забывал, не доводя до дела. Мысли его были хрупко ажурны, им не хватало мужества, а самому Мартову — воли, а это-то и главное! Первая реакция Юлия на всякое событие имела всегда революционный характер — но ещё не успевал он занести её на бумагу, как его осаждали сомнения, и он уже не мог собрать все мысли и выделить главную. Вот волей, неизменно революционной волей, Лев несомненно превосходил его! А между тем Мартов был давно равноправным редактором „Искры”, — а Перо?.. И собирая весь талант, он теперь писал и писал в „Искру”, политические статьи и даже передовицы, окунаясь во вкус словесного материала, в погоне за формой, за образом, за стилем. И это было весьма замечено и одобрено.

Тут стали посылать его и на выступления по Европе, сражаться в рассеянных эмигрантских группах. И оказалось: да он — первоклассный оратор, ещё даже ярче, чем писатель! Не чувствовал тротуара под подошвами после победного диспута со старым Чайковским. А в Париже, от русской студенческой колонии, его встречала Наташа Седова, дворянская девушка, тяготеющая в революцию, и восхищённо полюбила его сразу, затем и он её. Бродили с ней по Парижу, она показывала все красоты, — но он ходил и смотрел отчуждённо, сопротивлялся и Лувру и Люксембургскому дворцу: оценивать Париж — значит расходовать себя, нет, Одесса лучше. И этот Рубенс, такой сытый и самодовольный; постигать живопись, как и природу, значит — перенаправить свою концентрацию, оторвать её от политической жизни, — а революция не допускает соперничества. „Всё для революции!” — это Наташа понимала. Она вскоре и поехала на партийную работу в Россию. (Думали отправить туда и Перо, но он не спешил.)

Кажется, Перо за эти несколько месяцев с 1902 на 1903 изряднейше отличился в „Искре”! Сперва стеснялся, а вот уже осмеливался выступать с теоретическими статьями наряду с Плехановым! И в решающем вопросе об отношении к либералам был целиком согласен с Лениным: они тянутся к социал-демократам, а мы их будем только бить и бить! (Засулич умоляла: мягче!) И становилось уже невыносимо: неужели заслуги его не будут оценены и его не введут в состав редакции „Искры”?!

Нет, Ленин — оценил. Ленин решил — ввести. И написал остальным членам редакции: кооптировать Перо на равных основаниях. Уже не один месяц он пишет в „Искру” в каждый номер, по статьям на злобу дня просто необходим нам. И он человек с недюжинными способностями, убеждённый, энергичный, пойдёт ещё вперёд, очень будет нам полезен. Правда, пишет со следами фельетонного стиля, чрезмерно вычурно (у самого-то Ленина не было вкуса), неохотно принимает поправки и уже изрядно недоволен, что его третируют как „вьюношу”. Не примем сейчас — упустим его, он поймёт как наше прямое нежелание. А ведь у него есть чутьё человека партии, человека фракции, он нам будет исключительно полезен. Нам нужно пополнение сил, и очень нужен в редакции 7-й член для удобства голосования.

Про удобство голосования было сказано мимоходом, а здесь-то и весь ключ. Уже несколько месяцев шли трения между Лениным и Плехановым по многим вопросам, и о проекте программы партии для предстоящего партийного съезда. Шестичленная редакция „Искры” всё явнее распадалась на две тройки — „старых” Плеханова-Аксельрода-Засулич, и „молодых” Ленина-Мартова-Потресова, и введением ещё более молодого задорного седьмого Ленин рассчитывал обеспечить себе перевес. Вослед Ленину тут же и Мартов написал Аксельроду убедительно. Но Плеханов раскусил манёвр, и не только категорически воспрепятствовал, а ещё и облил „вьюношу” при встрече изысканной недоброжелательной холодностью.

Но и Лев уже никогда не простил этого Плеханову!

А попадал — в тупик? Если нет движения в редакцию „Искры” — то куда? то что? Да от них от всех шестерых никогда не поступило ничего такого и сравнимо блестящего, как от него! Оч-чень было оскорбительно.

И с этим вскоре поехал в Брюссель на 2-й съезд партии. (Начался в складском помещении, полном блох, пытка делегатам. Потом перенесли в Лондон.) От кого же тут был Антид Ото? От „Сибирского социал-демократического рабочего союза” (придумал).