Красное колесо. Узел IV. Апрель Семнадцатого

Ленин предусмотрительно подготовился к этому съезду, поучительный приём: заблаговременно посылал он близких ему эмигрантов в Россию, избраться от существующих (или несуществующих) с-д групп, они возвратились сюда делегатами, и теперь Ленин имел большинство. Для этого, правда, пришлось ещё разгромить особые требования Бунда — и Антид Ото и Мартов поддержали его против этих недопустимых еврейских притязаний на обособленность.

Весь раскол определился не самой съездовской работой, а — заранее уже накалившимися отношениями между Лениным и Плехановым, Ленин отказывался быть и дальше не первым в партии, а кому-то подчиняться. Не удалось создать в „Искре” отношения 4:3, —так теперь он предложил сократить редакцию „Искры” до трёх: Ленин-Плеханов-Мартов, а значит всё равно иметь перевес 2:1, — и вот это-то клином раздора вошло в съезд, проявиться могло в чём угодно, проявилось в первом параграфе устава.

Хотя и сам параграф был задуман не безобидно. Он обеспечивал перевес политической верхушки партии над численностью рядовых членов. И кто-кто, но непринятый Перо видел, к чему это сведётся: к единоличному железному главенству Ленина в партии, он будет — старшим, а ему 32 года, значит это продлится вечно, — а что ж тогда Антид Ото? где ж ему расцвести?

Хорошо этим колесом вертеть — плохо под него попасть.

Ужаснулся — пойти против своего покровителя? — и решился! — и выступил против Ленина: тот хочет вместо широкой партии рабочего класса создать спаянную кучку конспираторов!

Да он же не знал, что из-за этого пункта возникнет в партии великий раскол, — Лев бы ещё подумал? Он думал — это эпизод, через который сейчас перешагнём. Но, печальный парадокс, оказался в составе меньшинства. Вот судьба: всем характером — вместе с Лениным, полный жизненной силы, напора, твёрдости, воли, он и был бы сам на месте Ленина, если б Ленина не было, — а вот оказался в мятых рядах не дееспособных меньшевиков, — разве они годились для революции? Среди них нетрудно было стать и первым — но что это давало при расколотой партии?

Затосковал, не туда попал. Нет, надо бы снова объединяться с большевиками?

А Ленин не дремал: после съезда опять разослал повсюду своих подручных — представить съезд в своём свете. И как же было не бороться с ним? Тем более, что „Искра” оказалась в руках меньшевиков. И Антид Ото — погнал в ней острые гневные статьи против „нечаевских приёмов” Ленина.

В 1904 году дискуссия большевики-меньшевики разлилась по всей России. Так предстояло ясней объяснить суть расхождений — как основу же объединяться вновь? Летом 1904 выпустил брошюру „Наши политические задачи” (то есть наши, меньшевицкие, и посвятил „дорогому учителю Аксельроду”, а Плеханова — вбок, отслужил): Ленин — дезорганизатор партии, он хочет создать партию не рабочего класса, а интеллигенции, не доверяя самодеятельности масс, и притом партию заговорщиков, да с единоличным управлением. — И ещё в том же 1904 брошюру „Наша тактика”, что ж оставалось? „Там, где надо связать, скрутить, накинуть мёртвую петлю — на первое место выступает Ленин.”

А ведь жил — всё по паспорту Троцкого, теперь и дальше с ним. И эту брошюру впервые подписал: Н. Троцкий.

А выявлялся в этой фамилии и хороший немецкий смысл: Trotz — упорство! trotz — несмотря на...

Пусть так и останется! — это будет хорошо.

Но — шатко и жалко он чувствовал себя в меньшевицкой компании. Даже: сразу после съезда партии поехал на сионистский конгрессе Базеле, летом 1903: посмотреть на этих молодчиков? примериться к ним? И даже, может быть, может быть, — вступить к ним?.. Жалкое колебание: нет! никогда, ни за что! вечное еврейство уже отжило всё свое, всё у них — в прошлом. А в их движении — тоже все места заняты. И напечатал в „Искре” яростную статью против сионизма.

С лидерами меньшевиков он конфликтовал и по сути порвал (но продолжали в партийных кругах считать его меньшевиком). А пристать уже и не к кому. Осенью того года, подальше от эмиграции, уехал в Мюнхен. Туда вернулась и Наташа из России. Там познакомился с гениальным умом, выдающейся марксистской фигурой, да и земляком своим, Гельфандом-Парвусом. Парвус мыслил выше всех этих партийных объединений, дроблений. И Троцкий усваивал от него эту высоту и тем более нуждался сам её набрать, — да не он ли и был всегда враг ничтожного эмпиризма, поборник самого Общего! И с его неистощимой изобретательностью! Надо создать нечто высшее, чем все эти фракции и споры. Надо не только казаться первым — надо и быть первопроходцем, ввинчиваться в будущее.

И Парвус же внушил, что завоевание власти пролетариатом — не где-то в астрономической дали, а — практическая задача близкого времени. Так что надо спешить.