Красное небо

— А она? — кивнул в сторону лежащей женщины Ратмир.

— Оклемается, — махнул рукой тот.

— Нельзя так, — сказал Ратмир. — Замерзнет.

— Не на себе же ее потащим? — Налим явно нервничал, все время озирался. — Я видел, он ее финкой в плечо.

— На первом же поезде нарезаем отсюда, — сказал Ратмир подошедшему к нему Володьке. — Все равно в какую сторону!

— Я думал, он тебя… — зябко передернув плечами и не попадая зубом на зуб, проговорил Володька.

— От страха-то зубами стучишь? — в упор посмотрел на него злыми глазами Ратмир. — Ни вора из тебя, Володька, не получится, ни бандита! Придется завязывать с этим делом.

— А ты? — взглянул на него приятель.

— Я уже завязал.

— А человека убил…

— Не человека, — поправил Ратмир. — Убийцу! Или он меня, или я его. Туда ему, гадине, и дорога… Жалею, что второго не успел…

— Что теперь будет-то? — растерянно произнес Грошев.

— Что будет? — недобро глянул ему в глаза Ратмир.

— Эти… — кивнул Володька в сторону вокзала. Убьют они нас… Укокошат!

— А-а, туда нам и дорога! — вырвалось у Ратмира. Он неожиданно сильно хлопнул приятеля по плечу. — К чертям собачьим бандитов! И всю эту собачью голодную и холодную жизнь! Да разве это жизнь, Вовка? Хватит! Наелись…

— Я с тобой, Шайтан, — вспомнив старую кличку приятеля, сказал Володька. И в голосе его прозвучали уважительные нотки.

Над синим лесом фейерверком взлетел сноп искр, немного погодя — второй, третий… Гулко рявкнул паровоз.

— Пассажирский! — обрадовался Ратмир, заметив тускло светящиеся квадраты окон.

— Налим! — осторожно позвал Володька, вглядываясь в ночь, но никто не отозвался.

— Домой! — сказал Ратмир. — Погуляли и хватит.

— Где теперь наш дом? — с грустью спросил Володька. — Нет у нас никакого дома. И будет ли?

— Так не бывает, — задумчиво сказал Ратмир, глядя, как вагоны замедляют свой бег. — У каждого человека должен быть свой дом. Как же иначе?

— Хорошо бы, — покорно согласился Володька, хотя оптимизма приятеля совсем не разделял.

На станции Ратмир подошел к железнодорожнику с сундучком, наверное, машинисту, и сказал:

— Дяденька, вон там за сараем тетенька раненая лежит, бандиты ее…

— Что делается на белом свете! — покачал головой железнодорожник. Грабят в вагонах, режут людей на путях…

— Куда милиция смотрит, — притворно возмутился Грошев.

— У нас тут всего один милиционер, и тот язвой желудка мается, а ворья разного, как мошки, развелось… Давил бы их, мразь!

Ратмир посмотрел на Грошева, лицо его скривилось, как от зубной боли.

— Жрать нечего, вот и воруют, — пробормотал он.

— Ох, не скажи, парень! — возразил железнодорожник. — Честный человек пойдет работать, а воруют отбросы всякие… Вот вы вроде бы ребята хорошие, а чего ж за женщину не вступились?

— Они же бандиты! — сказал Володька. — Пырнет ножом — и загремишь прямо в рай…

— Вот почему и ворье расплодилось, что многие так же, как ты, рассуждают! Эх, да что говорить… — Он остановил мужчину в замасленном полушубке: — Сидоров, пошли сходим за рыбный склад — там, говорят, женщину ранили…

Когда они торопливо зашагали через пути, Ратмир повернулся к Володьке:

— Дураки мы с тобой, Володя, уши развесили… Налим наговорит! Наслушался я его воровской романтики под стук колес… Морду ему набить, что ли?

Степка Ненашев отыскал их на перроне. Ратмир был мрачен, из головы не шли слова железнодорожника: «Ворья разного, как мошки, развелось… Давил бы их, мразь!» Это и к нему, Ратмиру, относится. Поехал мать разыскивать, а постепенно стал и к воровству привыкать. Был он в Сергаче, заходил на эвакуационный пункт, там все бумаги перерыли, но фамилии Денисовых не встретилось. Сказали, вполне возможно, что эшелон проследовал дальше, на Урал. А Урал — он большой, как мать отыщешь, если неизвестно даже, в какой она области?..

— Приехали, — сказал Ратмир.

— Драпать надо отсюда, — пробормотал Степка, озираясь.

— Я говорю, баста, накатались мы, Степа! — продолжал Ратмир. — С тобой не только вором, но и бандитом скоро заделаешься.

— Это ты… кх-хы! — Налим сделал палец крючком. — На тот свет человека отправил!

— Мразь это, а не человек! — крикнул Ратмир. Глаза его зло заблестели. — Я таких бы, как фашистов, стрелял… Пачками!

— А я чего? — пошел на попятный Налим. — Он мог бы и по-хорошему золотишко взять… Сказал бы пару ласковых словечек — и тетенька сама ему узелочек отдала бы, а он финкой!

— Небось ты разжился? — покосился на него Ратмир. Он уже остыл. — Узелочек-то по-хорошему взял?

— Какие-то мужики прибежали, один за ноги, другой за руки и унесли родимую…

— Кто это? — испуганно прошептал Володька Грошев, глазами показывая на высокого парня в длинном пальто. — Тот самый?

Парень прошел мимо, даже не посмотрев в их сторону.

Володька проводил его настороженным взглядом.

— А ну как и тот… на этот поезд? — сказал он.

— Тебя первого порешит, — усмехнулся Ратмир. — Ты самый заметный… Один нос чего стоит!

— Нас трое, а он один, — озираясь вокруг, подбодрил Степка, однако в голосе его тоже чувствовалась тревога.

— Не трое нас, Степа, — сказал Ратмир. — А ты — один. — Повернулся и зашагал вдоль состава.