Красное самоубийство

«Описывая годы культа личности, И. Эренбург выдвинул так называемую “теорию молчания”, которая в то время будто бы являлась нормой поведения советских людей и, конечно, самого автора мемуаров (то есть – Эренбурга – В. Н.). Тогда многим якобы было известно о злоупотреблениях Сталина властью, но иного выхода, кроме как жить, “стиснув зубы”, они не видели. Каждый старался сохранить себя, ибо верил, что со временем все изменится. “Теория молчания” была подвергнута критике в статье В. Ермилова в “Известиях”. Нельзя, товарищи, соглашаться с такой фальшивой, неправильной “теорией”. Прежде всего она набрасывает тень на советских людей, которые с энтузиазмом строили социализм и верили в правильность действий товарища Сталина... Не верна “теория молчания”, кстати, и в отношении самого И. Эренбурга. Вы ведь не молчали тогда, Илья Григорьевич, а восхваляли и восхваляли в полную меру вашего публицистического таланта. Все мы тогда, не лицемеря, так писали и говорили. Мы верили и писали. А вы, выходит, не верили, но писали! Это разные позиции!»

Что тут можно сказать? С больной головы на здоровую! Эта цитата удивительно точно отражает ту лицемерную страусиную политику, на которую позволили себе решиться после Сталина те же Хрущев и Брежнев...

В Советском Союзе проводилось много разных официальных мероприятий, направленных на то, чтобы создавать видимость «нерушимой братской дружбы народов». Подлинная цена ее теперь определилась. Самойлов вспоминает декаду казахской литературы в Москве. Ему пришлось тогда срочно переводить стихи одного казахского акына. Тот затем позвал его к себе в гостиничный номер.

«На диване за столиком сидел бритоголовый мурза, – вспоминает Давид, – он сидел на диване, скрестив ноги. Налив мне водки, он сказал: “Ты меня всегда переводи, Самойлович. У меня много разных стихов есть: политический, лирический, художественный”. Мы выпили. Он налил снова...»

Еще из воспоминаний Самойлова на ту же тему: «Остался замечательный памятник, книга “Поэты мира в борьбе за мир”. Это энциклопедия переводческой халтуры и беззастенчивости. Я тоже там представлен...» Как и следовало тому быть, заведовали этим отхожим промыслом, этими мутными источниками неплохих гонораров, в основном люди окололитературные, редактора государственных издательств и журналов. О сборнике «Поэты мира в борьбе за мир» Самойлов пишет:

«Создавал эту книгу Александр Иванович Палладин, довольно представительный человек еще нестарого возраста. Такие люди неизвестного происхождения часто появлялись тогда на горизонте издательского дела. И на чем-то проворовавшись, вдруг исчезали. Исчезали беззвучно и бесследно, как и Александр Иванович Палладин, издатель-Чичиков, какой-то чин иностранной комиссии Союза писателей. Этот тоже проворовался...»

У партийной печати был своеобразный, можно сказать, острый собачий нюх на писателей самого реакционного толка и при этом абсолютно бездарных, они успешно делали карьеру и при Сталине, и после его смерти. Одним из них был прозаик и публицист В. Кочетов. Вот несколько строк из его статьи «С партией»: