Осенью 1939 года был подписан советско-германский договор о дружбе и границе между СССР и Германией (после разгрома Польши). Но война все настойчивей стучалась в наши двери. Пришла необычайно суровая зима 1939–40 гг. и принесла с собой финскую войну. В тот год нас часто освобождали от школьных занятий из-за страшных морозов, и еще более страшные слухи распространялись по городу – о наших тяжелейших потерях и военных неудачах. А в самом начале финской войны у нас с улыбкой сравнивали население одного Ленинграда и всей Финляндии. Но война с ней завязла. И обернулась для нас большой кровью. Все же часть Финляндии весной 1940 года отошла к нам. До этого с нами, как тогда говорили, воссоединились Западная Украина и Западная Белоруссия (это была часть бывшей Польши). Кроме того наш флаг был поднят еще и над Бессарабией, Латвией, Литвой и Эстонией. Все это – по тайному сговору с фашистской Германией. Так Сталин делил военную добычу с Гитлером и одновременно как бы начинал свой «революционный» поход на Запад. Такой поворот событий лишний раз подхлестнул давнишние большевистские чаяния о распространении своего господства для начала хотя бы на Европу. За подтверждением этого факта не надо лезть в исторические архивы, достаточно обратиться к нашим тогдашним песням, фильмам, книгам, газетам и журналам. Все они звали в поход, в результате которого мы мгновенно разобьем врага «малой кровью, могучим ударом», да еще на его же территории! Стали очень популярными многочисленные литературные поделки под рубрикой «Эпизоды будущей войны». В них мы быстро, без хлопот и потерь уничтожали врага и одерживали сокрушительные победы. Одной из таких книг стало большое творение Н. Шпанова «Первый удар. Повесть о будущей войне». В ней, в частности, говорилось: «Сегодня, 18 августа, в семнадцать часов крупные соединения германской авиации перелетели советскую границу (книга вышла как раз перед нашим договором о дружбе с Германией –
Тем временем надвигалась настоящая война. Хотя, на первый взгляд, мы с Германией ссориться не собирались. Фашистский министр иностранных дел Риббентроп приезжал в Москву, наш Молотов ездил в Берлин, виделся там с Гитлером. Мало этого! Завязалась личная переписка между фюрером и Сталиным. Казалось, что между двумя странами было достигнуто полное понимание. Так, Риббентроп доложил фюреру: «Сталин и Молотов очень милы. Я чувствовал себя как среди старых партийных товарищей». Сталин на встрече с Риббентропом в Кремле заявил: «Я знаю, как сильно немецкий народ любит своего вождя, поэтому я хотел бы выпить за его здоровье». Присутствовавший при этом немецкий дипломат Г. Хильге написал в своих воспоминаниях:
«Тон Сталина при разговоре о Гитлере и манера, с которой он провозглашал тост за него, позволили сделать заключение, что некоторые черты и действия Гитлера, безусловно, производили на него впечатление... Это восхищение было, по-видимому, взаимным, с той только разницей, что Гитлер не переставал восхищаться Сталиным до последнего момента, в то время как отношение Сталина к Гитлеру после нападения на Советский Союз перешло сначала в жгучую ненависть, а затем в презрение».