Вскоре в депо прибыло районное и отделенческое начальство. Ткачук и приехавший с ним председатель райисполкома посидели несколько минут у Овинского, а затем, прихватив его, отправились искать Лихошерстнова. По пути из конторы к главному корпусу депо им встретился Инкин с его замами и еще какими-то командирами из отделения — все в форменных плащах, со звездами в петлицах.
— Планетарий! — шутил Ткачук, здороваясь.
В это время Петр Яковлевич был в цехе подъемки. Здесь устанавливались новые электрические домкраты. Вместе с начальником депо установкой занимались главный инженер, несколько лучших слесарей-сборщиков и Гена Булатник. Торопились — поджимал график ремонта паровозов.
В цехе шла обычная оглушительно шумная жизнь. На ремонтных канавах стояли остывшие, усмиренные паровозы, работали ремонтники, звеня гаечными ключами, гремя молотками, треща электросваркой. Тарахтели разные подсобные механизмы — тельферы, домкраты, тележки; шипели пневматические установки. В конце цеха громоздкие обточные станки медленно вращали отнятые у паровозов колеса. А вверху ползал, звеня колоколом и урча, мостовой кран.
Но даже в этом стуке, громе, шипении и треске нет-нет да выделялся голос начальника депо. Лихошерстнов был в ударе. Он поощрял, ругал, сердился, радовался и, сам того не замечая, то и дело ввинчивал в свою речь словечки, от которых только ухмылялись и крутили головами его помощники.
Наступил ответственный момент испытания домкрата. Лихошерстнов выпрямился во весь свой исполинский рост, поднял вытянутую ручищу с растопыренными пальцами (казалось, вот-вот зацепит за мостовой кран, что проползал над ним, неся на крюке колесную пару) и крикнул едва ли не через весь цех:
— Валяй, Гена!
Но Булатник, которому предстояло включить ток, еще не подоспел к рубильнику.
— Живей, Гена, сапог те в зад! — кипятился Лихой.
— «…Но лишь божественный глагол до слуха чуткого коснется…» — продекламировал за спиной Петра Яковлевича подошедший Инкин. Лихошерстнов поморщился, словно откусил чего-то кислого, и обернулся. Вытерев о штанину грязную, потную руку, принялся здороваться с гостями.
…Тепловоз стоял против цеха подъемки, около домика деповской лаборатории.
Первым пропустили на тепловоз Ткачука. Секретарь райкома замер в двери, любуясь чистотой и блеском машинного отделения.
— В калошах не пущу! — серьезно предупредил он.
— А кто в сапогах? — спросили внизу.
— Разувайся! — рассмеялся Инкин.
Принялись чистить обувь. Отобрали у Лихошерстнова ветошь — пошарили в его необъятных карманах и нашли. Не хватило. Притащили из лаборатории.
Осмотрев тепловоз, гости отправились в контору депо. Всем скопом ввалились в кабинет Лихого, неся с собой вместе с острым запахом прорезиненных плащей холодок и сырость осеннего дня.
Торжественные, несколько взволнованные значимостью события, расселись на стульях вдоль стен.
— Так кого поставим на первый тепловоз? — сказал начальник отделения, вытирая платком бритую, словно отполированную голову.
Петр Яковлевич взял папироску — у него рядом с чернильным прибором всегда лежала початая пачка, закурил и, навалившись локтями на стол, принялся молча крутить спичечную коробку.
— Побаиваешься за «миллионеров»? — снова спросил Инкин. — Как бы не закисли без него?..
Все без труда догадывались, на кого намекал начальник отделения. Даже Тавровый и Соболь, несмотря на их нерасположение к Кряжеву, понимали, что его кандидатура является лучшей.
— Конечно, надо Кряжева ставить, — вмешался Федор Гаврилович. — Какие уж теперь «миллионы» на паровозах, когда вот он, его величество тепловоз, непосредственно прибыл!
— Ну, одним тепловозом мы всех грузов не перевезем, — улыбнулся Инкин. — Пока нас укомплектуют, еще придется уголек покидать. Но не в этом суть. «Миллионеры» и без Кряжева обойдутся — дело жизненное.
Лихошерстнов перебросил папироску из одного угла рта в другой.
— Ладно, Кряжев так Кряжев, — согласился он с неохотой.
— Придется небольшой митинг устроить перед первым рейсом, — сказал Ткачук, обращаясь к Овинскому.
Виктор Николаевич понимающе кивнул.
Далее разговор переключился на менее приятные темы. Тревожила неподготовленность депо к работе в новых условиях: нет специального ремонтного оборудования, цехи не реконструированы, емкости для горючего не готовы… Условились, что Ткачук похлопочет через обком партии, а Инкин поедет в управление дороги. Составили текст телеграммы в министерство. Прикинули, что можно сделать своими силами, что удастся раздобыть на заводах, в Крутоярске…
Прощались, когда уже давно стемнело.
— Кстати, Петр Яковлевич, — сказал, пожимая Лихошерстнову руку, начальник отделения, — ты через своего зама по ремонту действуй. Отец-то его теперь у нас заместитель начальника дороги. Есть приказ по министерству.
— Поздравляю! — обернулся Ткачук к Соболю.
Игорь уже знал о назначении отца. Ответив улыбкой секретарю райкома, он выжидательно покосился на Лихошерстнова. Но Петр Яковлевич никак не выразил своего отношения к новости.
Кабинет опустел. Начальник депо и Овинский остались вдвоем.