Красногрудая птица снегирь

На крылечке конторы они задержались. Начальник депо хмуро — не то с обидой, не то с огорчением — покосился на секретаря партбюро:

— А я-то, дурак, в телячий восторг пришел, когда мне Хромов тебя расписал — и принципиальный, и думающий, и ищущий. И на производство сам ушел, в жизнь, в массы… Уйти-то ушел, да ненадолго, выходит.

Он смахнул что-то с перил огромной своей ладонью, задумался.

— Конечно, я понимаю, что со стороны-то все проще кажется. Недаром говорят: чужую беду руками разведу. Но все таки очень уж ты… Глянь повеселей на жизнь-то, расправь плечи! Ну что Хромов скажет, как узнает? Да что Хромов! У тебя уже в депо друзья есть. Каких ребят на свою сторону завоевал — Добрынина Максима, Кузьму! Вот они-то что скажут?

Они спустились с крыльца. Помолчали, пережидая, когда мимо них пройдут двое рабочих.

— Хороший ты мужик, Петр Яковлевич, — тихо произнес Овинский.

— Ну вот, а ты удирать!

Лихошерстнов засунул руки поглубже в карманы плаща, подернул плечами:

— Ну, до завтра!

Он направился саженными шагами наперерез путям. Сверху, с крыши депо, освещал его несуразную длинную фигуру прожектор.

VI

Хотя поездку назначили на двенадцать часов дня, Кузьма Кузьмич пришел к тепловозу еще затемно. Машина стояла все там же, около домика деповской лаборатории. Отполированная дождем, красивая и огромная, она дышала на Кряжева холодом и молчанием. Это было непривычно до невероятности: холодный металлический корпус и полнейшая тишина в нем. Бог знает сколько раз — разве сочтешь за шестнадцать лет — отправлялся Кузьма Кузьмич в рейс, отправлялся во все времена года и все времена суток, и каждый раз локомотив, как живой, встречал его теплым дыханием и приветливым старательным попыхиванием и посапыванием. Холоден и молчалив лишь погашенный паровоз. Но погашенный паровоз мертв. А этот, поблескивающий зеленым лаком, громадный, как дом или даже как два поставленных рядом дома, вылощенный металлический красавец, был холоден, замкнут, нем, и все-таки скоро, совсем скоро — в рейс.

За глянцевыми листами двух стальных корпусов тепловоза притаились дизели, генераторы, компрессоры, великое множество устройств, приборов. Когда Кряжев занимался на краткосрочных курсах переподготовки, изучение каждой из машин и каждого из узлов или устройств в отдельности представлялось чертовски трудной, но все же выполнимой задачей. Но охватить их вместе, запомнить во взаимосвязи и взаимодействии умопомрачительное число механизмов, приборов, устройств, подключений, каналов — на это, казалось, не хватит сил человеческих.

Единая электрическая схема тепловоза размещалась в учебнике на двойном листе. Бывало, уже занятия кончатся, уже учебники на время отложены, можно в столовую бежать, а схема все стоит и стоит перед глазами, во всех деталях, со всеми буквенными обозначениями, прямоугольничками, кружочками, ломаными линиями, скрещениями, — запутанная, измельченная, как план большого города.

Она и сейчас встала перед глазами, и Кряжев мысленно ткнул пальцем в один из пунктов ее, ткнул наугад в первый попавшийся прямоугольничек — что он означает? Прямоугольничек утратил свои строгие очертания, разросся, усложнился — воображению представилось одно из устройств тепловоза. А какова его роль, как оно действует, как взаимосвязано со всей системой?.. А где оно точно находится на тепловозе? Кряжев ощупал глазами локомотив, мысленно снял с него стальное покрытие. Устройство находится вот здесь, расположено вот так.

Все как будто бы изучено, все известно, а приключилась же вчера история, от которой и сейчас еще нет-нет да становилось не по себе. Кряжев пришел сюда вечером — дома никак не сиделось, — чтобы сделать еще одну пробную поездку по треугольнику. Юрка Шик и второй помощник Асхат Зульфикаров возились каждый в своей секции тепловоза. Кряжев хоть поужинать сходил, а они так и не вылезали с утра из машины. Прогнав помощников домой и наказав как следует выспаться («Чтобы раньше одиннадцати и духу вашего в депо не было!»), Кузьма остался один. Включив рубильник аккумуляторной батареи, прошел в кабину. Проделал все остальные операции, предшествующие пуску дизеля, — нажал по очереди кнопки топливного насоса и управления машины, дал предупредительный сигнал. Наконец, испытывая волнение — не привык еще, все воспринимал так, как будто впервые сел за пульт управления, — включил кнопку пуска дизеля… Странно, дизель даже не чихнул. Кузьма проделал все операции заново — во второй, в третий раз — тот же результат. Кряжев, не доверяя себе, поспешил в машинное отделение, — может быть, только хотел включить аккумулятор, а на самом деле не включил? Нет, рубильник был включен.

Захолодило от пота лоб. Сбитый с толку, беспомощный и униженный стоял Кряжев в машинном отделении. Вокруг посмеивались над ним механизмы и стены тепловоза.

Оставалось одно: звать на помощь. Кузьма глянул на часы — десять. Поймать бы Лихошерстнова, или главного инженера, или Булатника. Кого-нибудь! Даже Соболя! Черта, дьявола — все равно, лишь бы помог.