Однако для получения энергии, требующейся для кочевой жизни, тунцу нужно непрерывно поглощать пищу. Косяки анчоусов, криля, сардин, скумбрии… тунца все устраивает. Если понадобится, он готов есть и медуз: тогда ему придется ежедневно съедать их в количестве, равном его собственному весу, – только так он сможет обеспечить горючее для своего вечного движения. Он пожирает их столько, что размер популяции тунцов – важный фактор, определяющий, будет ли у наших берегов “год медуз”. С таким аппетитом юный тунец растет очень быстро. В молодости он ежегодно удваивает вес.
Поэтому уже в первый год жизни тунец способен пересечь Атлантический океан за 60 дней. А для перехода из теплых вод Багамских островов в ледяные воды Исландии он умеет повышать температуру тела, делая ее выше температуры окружающей воды: тунец – единственная теплокровная рыба.
“Чудо природы”, писал о нем Аристотель, который, между прочим, всего этого не знал.
Крик тунца звучал и для греков с римлянами, тонких ценителей его мяса, которое они доставляли в амфорах во все порты античного мира и лакомились им с оливковым маслом после нескольких лет созревания. В те времена тунец водился в таком изоби лии, что, по слухам, флот Александра Македонского вынужден был выстраиваться в боевой порядок, чтобы противостоять гигантской стае, препятствующей проходу кораблей.
Лучшие умы древности пытались разгадать тайну миграции тунцов. Выяснить, почему эти великие путешественники вдруг исчезают за пределами известного мира, а потом обязательно возвращаются, всегда следуя одним и тем же путем. Аристотель был убежден, что тунцы слепы на левый глаз и, соответственно, берег у них всегда справа – вот почему они обходят Средиземное море по периметру. Он также считал, что тунцы должны пугаться сверкания белых утесов на входе в Черное море, из-за чего они в процессе миграции отклоняются от правильного пути и делают крюк.
Со времен Аристотеля о тунцах стало известно гораздо больше, однако маршрут их передвижений остается непроницаемой тайной.
В Средние века рыбаки превратили крик тунца в свои песни. В ставной невод, в эти большие лабиринты сетей, установленных у берега, попадали заблудившиеся группы тунцов и оказывались во власти гарпунеров. Это была опасная работа: войти с крюком в руках в стаю обезумевших тунцов, в гущу пены и крови, и постараться изолировать и убить огромную рыбину, добывая пропитание для нескольких семей. Чтобы подбодрить себя, заходя в сети, мужчины распевали хором и каноном. Технология ловли ставным неводом отрабатывалась и совершенствовалась всеми средиземноморскими народами, и каждая цивилизация, дополняя ее какой-то деталью, заодно прибавляла к песне куплет. В сегодняшних песнях ловцов ставным неводом перемешаны мольбы из Библии и Корана, суеверия Римской империи и иберийские легенды, и это на языках всех уголков Средиземного моря.
Крик тунца и его песни звучали в Средиземноморском бассейне тысячелетиями. Но однажды они едва не смолкли.
До 1980-х годов японцы тунца не любили. Все тунцы, случайно пойманные там, шли на кошачью еду. В Стране восходящего солнца и сегодня можно встретить немногочисленных гурманов старой закалки, которые презрительно относятся к жирной рыбе: для них настоящие суши могут быть сделаны только из камбалы или морских гребешков.
К сожалению, транспортные компании, перевозившие высокотехнологичную продукцию из Японии в Европу и Америку, хотели что-то перевозить и на обратном пути.
Запустить новую моду в этой стране, переживавшей мощный экономический рост, было нетрудно. Оказалось, что достаточно вымочить мясо тунца в воде, чтобы убрать железистый привкус, который казался японцам отвратительным. И вот, благодаря мощной рекламной кампании, рыба, от которой еще тридцать лет назад воротили нос японские кошки, стала продаваться новоявленным знатокам по цене спортивного автомобиля.
Европа массово направила сейнеры и большие корабли-рыбзаводы, напичканные электроникой и простимулированные инвестициями, на места нереста синего тунца с целью развития бизнеса, сулящего огромные прибыли. Со ставными и кошельковыми неводами, леской с блесной, намотанной на пробковую пластину, гарпунами и т. п. было покончено. Многочисленные маленькие рыболовецкие артели вместе с их тысячелетними традициями ловли тунца постепенно стирались с карты и даже запрещались: тунец стал частной собственностью нескольких владельцев судов для промышленного рыболовства. Животные, когда-то завораживавшие целые народы, теперь продавались на бирже, еще до того как их косяк, собравшийся на нерест, окружат, переместят в огромные садки на откорм, вдали от любопытных взглядов, после чего отправят в холодильных камерах самолетов к последнему пристанищу из клейкого риса и соевого соуса. Запасы тунца быстро истощились, и чем меньше этих рыб оставалось, тем больше вырастали цены, побуждая владельцев сейнеров постоянно увеличивать объемы вылова и заодно способствуя организации разветвленной сети нелегальной ловли тунца.