Краснощековы

На табло загорелся номер моей очереди. Я быстро получил письма и освободился.

В зале ожидания толпились вошедшие, закрывающие зонты, и покидающие почту, которые судорожно исследовали сумки в поисках спасительного прибора.

Особенностью отделения на Загородном является то, что там, буквально, есть коридор, в то время как войдя в другие отделения, ты сразу оказываешься в зале ожидания, где и расположены стойки. В коридоре было очень темно. Ливень на пару с ветром властвовали над императорским городом. У стеклянной двери выстроилось несколько человек с зонтами, черными, под стать комнате, которые в силу масштаба стихийного буйства до сих пор колебались выходить ли на улицу, ведь при таком угле наклона дождя и зонт может оказаться беспомощным.

Я уже собирался подтвердить вызов такси, когда из-за сквера Довлатова показался маленький силуэт.

Чужестранец направлялся в нашу сторону, понемногу увеличиваясь. Шаг, еще один. Неустойчивый, слабый. Сквозь дождевые завесы стали проявляться очертания. Это была женщина. Женщина в возрасте. В преклонном возрасте.

Из телефона доносился голос диспетчера.

–Эконом-класс, подтвержаем? Молодой человек, класс эконом?

Она медленно брела по лужам. На пути ей пришлось остановиться. Дважды. У нее промокли ноги. Ее сгорбленная спина дрожала под натиском холода. Она промокла с головы до пят, потому что у нее не было зонтика…

Никто не помог ей открыть стеклянную дверь, так что она едва ли не вваливалась в маленькую щель – единственный возможный проем, на который у нее хватило сил. Пришелец выжимала кончики одежды. Ее кисть скользила по мокрому вязаному свитеру, изношенному, безразмерному, на котором драгоценными камнями блестели капли воды, вобравшие в себя свет фар автомобиля, кружившего во дворе.

Она подняла голову. Темнота почти полностью скрывала ее лицо, но кое-что виднелось четко и без подсветки фар. В беспросветно-черном коридоре вспыхнули два ярко-красных огонька. Эти огни полыхали на щеках старушки. Перед ними меркли глаза, нос и губы. Кроме этих огней не было ничего. Хотя все остальное можно представить. Можно представить, что у нее было мертвенно бледное, больное лицо, тонкие обветрившиеся губы, крохотный, от прогулок под дождем без зонта шмыгающий нос, которым она, возможно, уже и не чует запахов приготовленной ею же пищи, приготовленной, к слову, редко и в малом количестве за нехваткой продуктов и за неимением сотрапезников, и потому щеки, на которых полыхали огни, были впалые, и, конечно, у нее были те самые очень красивые и очень детские старческие глаза, в которые бесконечно тяжело смотреть…

На ее бледном лице эти два пятнышка горели ярче тысячи костров в странах севера, ярче тысячи полуденных солнц в странах юга. Два круга, своим жаром способные иссушить не только капли дождя, но и горькие слезы.

Но от них невозможно согреться.

Она прошла мимо, и в коридоре стало холодно.

Два алых огонька на впалых щеках –

Две метки, оставленные ей навсегда, как лошадиное тавро или рабское клеймо.

Слишком холодно

Что это вообще за румянец? Румянец чего?

И зачем она пришла?

Сегодня она, возможно, получит пенсию.

А потом снова выйдет на улицу без зонта и пойдет по затопленным улицам.

В результате чего заболеет и будет мучиться. Или она уже болеет и ее жизнь невыносима?

Вдруг именно сегодня она получит не пенсию, а письмо?

Приготовит щи и найдет с кем разделить обед.

Когда, наконец, закончатся дожди?

Быть может, на ее похоронах будет солнечно, как в странах юга?

Ей есть от кого получать письма?

Или хотя бы кому она может написать письмо.

Хотя бы самое простое. Привет, я жива, со мной все хорошо.

Ее румяные щеки сейчас смотрели на талон с номером очереди. Сегодня много народу, так что придется подождать. Никто не знает как долго, но ничего – она привыкла, привыкла ждать.

И к жизни, к жизни без фламинго, но с румянцем на щеках

Она тоже привыкла.

В конце концов,

Мы все привыкаем. И наши бледные щеки пылают румянцем привычки.

А потом она ляжет под землю.

Щеки впадут еще глубже, огоньки поблекнут.

И на ее могильной плите…

Хотя на нее скорее всего не хватит денег.

– В оформлении обложки использована художественная работа автора Макса Фишера.