Красные блокноты Кристины

Кто-то, невероятно похожий на ее мертвого мужа, стоял в очереди к фруктовому прилавку, складывал в прозрачно-розовый пакет помидоры сорта «черный принц», она знала такие, сама любила. Она постаралась присмотреться, разочароваться, убедиться в неправоте, но он все никак не мог развернуться лицом, склонялся и склонялся, бесконечно выбирая из ящика самые сочные плоды, придирчиво оглядывая каждый – и для кого, для чего? неужели у него другая жена, другие дети, ради которых стоит?

Она никогда не выбирала сама от равнодушия, все просила Гузель, чтобы она своими сухими маленькими руками складывала все – и яблоки, и алычу, и вишню. Любила больше черешню, но на себя внимания не обращала.

Мужчина протянул пакет Гузель, та положила на весы – мужчина не смотрел, оглядывал дома за спиной продавщицы.

Витенька, она хотела сказать, но он расплатился, собрался, отвернулся, чтобы зашагать, снова уйти.

Витенька, она хотела сказать, но только и пошла за ним.

Мужчина, похожий на ее мертвого мужа, шел к пятиэтажкам, выбирал из них свою, а какая была ее, в которой вместе жили, выставляли на балкон лыжные палки и пятилитровые банки, развешивали тоненькое выцветшее белье, расправляли капроновые веревки?

Витенька потом еще одну веревку нашел, толстую, из нескольких сплетенную.

Она следовала медленнее.

Она забыла абрикосы, которые хотела купить, она вернется домой с пустыми руками, ляжет спать, не поужинав.

Он выбрал ее дом, ее подъезд, вошел, пропал в темноте – наверное, поехал на лифте, что она ненавидела, и тогда она потащилась по лестнице, слишком крепко держалась за перила – потом придется дуть на ладони, разодранные облупившейся краской.

Она хотела открыть ключом незапертую отчего-то квартиру, но только провозилась зря, прошла коридором в обуви, а на кухне ее мертвый муж выкладывал на стол помидоры сорта «черный принц», отборные, блестящие.

Привет, она сказала, уходи. Нельзя, чтобы ты был здесь, мертвые должны быть среди мертвых, не хочу тебя видеть. Он только улыбался, прошел мимо нее обратно к дверям – она подумала, что тут и исчезнет, что уйдет навсегда, но он, оказывается, еще какие-то продукты на лестничной клетке оставил – странно, что она не заметила, когда поднималась. Он выложил на стол молоко и сыр, потом только ушел окончательно, но не навсегда.

Долго потом она замечала, что и белье кто-то выстиранное из машинки достает, и даже вынимает из слива ванной ее длинные черные волосы, потому что в какой-то день во время уборки она вдруг перестала их замечать. Потом все меньше и меньше дел оставалось по хозяйству, так что она все чаще замирала на лавочке и думала – зачем сказала не хочу тебя видеть, когда на самом деле хочется больше жизни?

Где-то полгода назад, когда появились мандарины на прилавках, она осторожно решила купить сама и впервые разбирала пакеты сама, оглянулась – а он вот, на стуле, улыбается просто, не говорит. Наверное, условие такое, чтобы не говорил, поняла она, но было как-то совсем все равно, говорит или нет. Но она все-таки попробовала – хочу тебя слышать, сказала, так хочу тебя слышать.

Кристина, он сказал, Кристиночка.

Праведник

Карина села на полку и замерла. Ничего нет, никого. Богдана прижала к груди. Глаша возится на полу, собирая пыль на колготки – колготки, когда-то бывшие бирюзовыми, соседи отдали, нет, это она съездила за ящиком всяческого детского по объявлению «отдам даром казань», там вообще всё отдают, всё – бутылочки, соски, пеленки, но все сил не было ехать, а тут оказалось, что девушка живет в двух остановках, собралась, Богдана-Глашу взяла, поехала. Девушка хотела чай оставить пить, пожалела, но они не остались. Колготки оказались отличными, все оказалось отличным, мало ношенным, только Глаша так любит по полу ползать, по всем коврам, по бетонным, по разным, что колготки почти сразу же протерлись на коленях и на попе, потеряли цвет. И так потом горевала, что не смогла остаться у той девушки, что отдавала вещи, пропустила один автобус, следующий, а Витя все равно спросил, почему поздно, почему нельзя было поехать днем, когда он работает. Не знала, что ответить. Нужно было остаться с девушкой. Она показала, какое на столе лежит печенье, шоколадные конфеты. Конфеты-то и у нас есть, не придумывай, ладно. Вообще, разве можно конфеты: говорят, от этого у детей красные щеки, красные руки, ты что, хочешь, чтобы Богдан…

Не хотела ничего.

Поезд не двигается – Карина рано приехала, боялась.