Красные блокноты Кристины

Катастрофа

Когда родители задерживаются на работе, Женя представляет себе автомобильную катастрофу. Их часто подвозил дядя на стареньком «Опеле», и мама с папой не пристегивались от стеснения, от дядиного да ладно вам, на заднем сиденье ведь. Сидели, вцепившись друг в друга, с напряженными лицами. Дядя тоже не пристегивался, накидывал ремень для вида перед постами ГАИ.

Сегодня родители могли и на автобусе поехать, но Женя не останавливалась, все представляла. Еще десять минут – и нужно будет спуститься к таксофону под домом, купить в палатке жетончик – она только номер бабушки и помнит наизусть:

32–17–43

Когда-то мама велела запомнить, и она запомнила, а первое время хитрила – делала вид, что вспоминала, а сама выходила в прихожую и тихонечко открывала мамину записную книжку. Там и номеров было немного, а только:

ПАПА РАБОТА

ЛЕНА

БАБУШКА

еще кто-то

Нужно будет позвонить и сказать, что они разбились, и бабушка поверит сразу, заголосит, велит оставаться на месте, никуда не уходить, не подниматься в квартиру.

Бабушка приедет, сойдет с автобуса, и ее зеленый плащ будет хорошо заметен на остановке, и Женя побежит к ней. Но даже и вдвоем они не станут подниматься.

Когда родители все-таки приходят и достают из пакетов продукты и фрукты, спрашивают – ты чего куксишься, не хочешь? Это же любимые твои. И тогда Женя успокаивается и даже не спрашивает, пристегнулись они сегодня или нет.

Сентябрь

Она протягивает той, другой девочке большую раковину, это не настоящая раковина, не прямо здесь нашли, не на берегу. Это старая раковина, она как вещь, как позапрошлогоднее платьице, из которого выросла, но все равно хочется надеть, потому что мама смотрела и радовалась, оно ведь из тех было, что еще она покупала, не из папиных. Папины тоже хорошие, даже и дороже, из универмага, из отделов Детская нарядная одежда, My princess, но иногда они приносят чуть меньше радости, пап, ты только не обижайся.

Папа не обижается, но все видит.

Поедем и в этом году в Судак, хочешь? Как всегда ездили.

Она хотела, она обрадовалась, взвизгнула, пошла собирать вещи – и в пять лет могла, по крайней мере вытащить из маленького комода синий купальник.

И они поехали в Судак, где ели на набережной большую пиццу с двойным сыром и чуть сыроватым тестом, как любили оба, но только мама говорила, что это странно и не очень полезно, а вдруг там яйца?.. Но какой вред в яйцах, в конце концов, их часто давали в садике к завтраку, и можно было раскручивать-раскручивать-раскручивать прямо на столе. Другие дети говорили, что это проверка на – проверка на что, она не догадалась и не запомнила, но все равно крутила, наблюдала.

Смотри, какая, говорит она и протягивает раковину малышке с крупными родинками на лице. У нее тоже родинки, мама говорила – счастливая моя, вот у тебя пятнышки крес-то-об-раз-ные, разные, очень красивые, ты будешь очень счастлива.

Как тебя зовут, говорит она, и малышка с другими родинками говорит что-то вроде Тина, тина, какая еще тина, болотная темная тина?..

Она переспрашивает: Тина?

Малышка кивает, уверенная в имени.

Это хорошая раковина, говорит Тина, не болотная тина, а хорошая, пенная, вот-сейчас-настоящая, горячая, пляжная, но не до невозможности раскаленная, потому что приехали в конце сентября, потому что мама не переносила жару, нельзя ей было, сразу же сильно болела голова и поднималась температура, но даже папа не может ответить, почему поехали в сентябре и вдвоем.

Ей кажется, что они должны были встретить на пляже маму – в большой соломенной шляпе, светлой рубашке, закрывающей плечи, белую от солнцезащитного крема, но не встретили, поэтому папа и пошел дернуть рюмашечку, да, так он стал говорить с прошлого мая, оправдываясь и извиняясь, а потом уже и не извиняясь.

Тина гладит раковину, а потом ее зовет мама, она убегает, не прощаясь, и ждут абрикосы в темных пятнышках, ломтики теплого арбуза, медовая трубочка, купленная тут же, у торговки с большой тканевой сумкой, в которой все, в которой чурчхела и все вкусное. Мама не разрешала, понятно. Все они с папой, тайком.

Она тоже озирается, но папы нигде нет, хотя понятно, что он тоже мог бы купить и принести абрикосы, все вкусное, но только он обещал вернуться через час, но где он, этот час, как понять, прошел ли?

И она ждет, сидит на парапете, потом ходит возле гранатов.

Ее замечает та самая маленькая продавщица чурчхелы, у которой мама Тины купила трубочки, подходит и спрашивает.

Нет, ну это совсем безобразие. В милицию надо.

Она хотела в милицию, в милиции раньше работал папа, и это было хорошее время, ну хорошо, может, и не надо так сразу в милицию, а тут аквапарк есть, пойдем туда, может, что скажут. Тебя как зовут? А папу?..

Папа Женя, малышка Саша ожидает вас напротив комплекса «Прибой», говорят по громкой связи, а маленькая продавщица чурчхелы все теребит – а мама твоя где, как ее имя?

И почему-то оно не вспоминается сразу.