Красные части. Автобиография одного суда

Ни корреспондентка, ни я тогда об этом не знали, но не прошло и месяца, как ураган «Катрина» разворотил новоорлеанские дамбы, и вместо «48 часов» прайм-тайм на несколько недель заняли лица тысяч и тысяч черных людей с плохими зубами, брошенных государством на произвол судьбы, — людей, чья мера отчаяния наглядно показала, во сколько в действительности оцениваются их жизни.

Позже я возвращаюсь в модный отель в мясоразделочном квартале, куда CBS любезно поселил меня на ночь. Не зная заранее, что бар в пентхаусе будет битком набит пьяными топ-моделями, белыми льняными костюмами и ярко-голубыми коктейлями по 18 долларов, я пригласила туда друзей, чтобы попрощаться.

В баре слишком шумно для разговора, так что мы наконец сдаемся и заседаем в пыльном углу, глядя, как красивые люди заняты своим делом. Самое забавное зрелище — это группа ортодоксальных иудеев, на коленях у которых исполняют приватный танец три пышногрудые блондинки. Дело принимает интересный оборот, когда блондинки срывают с мужчин кипы и надевают их на себя. Те находят, что это ужасно весело, и фотографируют полураздетых женщин в кипах на камеры своих мобильных телефонов.

Жизнь — это кабаре, — поднимает бокал одна из моих подруг, кивая на эту сцену. — Ждем тебя в кабаре.

Нашу жизнь можно также рассматривать, как эпизод, бесполезным образом нарушающий душевный покой Ничто[37], — писал Шопенгауэр.

В конечном счете я спускаюсь на лифте в свой номер, где ложусь спать под огромным, во всю стену, портретом Кейт Мосс в стеклянной раме.

Убийство неустановленной тяжести

Этот судебный процесс колоссально навредил обеим семьям.

Так адвокат Лейтермана начал свою последнюю речь. Он говорил, что Лейтерман — отец и дедушка, которого вырвали из семьи, где его любят и где нуждаются в нем, посадили под стражу на несколько месяцев без возможности выйти под залог, а затем вынудили отвечать перед судом за убийство, совершенное несколько десятков лет назад, к которому он не имеет отношения. В свою очередь, моя семья подверглась тягостным испытаниям, которые вскрыли старые раны и, без сомнения, оставили нас с неопределенностью, болью и вопросами без ответов. В конце своего монолога он подошел к ложе присяжных и театрально спросил: Почему Джейн? Чтобы подчеркнуть, что его подзащитный никак не связан со смертью Джейн, он повторил: Почему Джейн? Почему Джейн? — еще несколько раз, как будто бы никто из моих родных прежде не задавал этот вопрос.

Всё это абсолютно бессмысленно, — подытожил он, качая головой.

Он был прав почти во всем.

В своей последней речи Хиллер был так же невозмутим и дотошен, как и всегда. Но к своему мрачному выступлению он добавил пантомиму, в подробностях изображающую, как убийца, должно быть, вытащил Джейн с пассажирского сидения автомобиля и перенес ее на кладбище. Он хотел, чтобы присяжные наглядно представили себе, как и почему клетки кожи Лейтермана оказались на некоторых участках ее колготок, представили его липкие от адреналинового пота ладони, физическое усилие, необходимое, чтобы убить, поднять на руки, дотащить. Вся эта сцена выглядела так, будто Хиллер переносил воображаемую невесту через порог или укладывал в постель привидение.

Возобновление дела 36 лет спустя заставило нас пережить утрату Джейн не один раз, а дважды, — написал мой дед в своем лаконичном заявлении об «ущербе, нанесенном потерпевшему» на 208 слов, адресованном «всем заинтересованным лицам», которое Хиллер прочел вслух в день вынесения приговора, 30 августа 2005 года, когда Лейтермана приговорили к пожизненному заключению без возможности условно-досрочного освобождения.

Я не чувствую необходимости со своей стороны выражать семье Миксеров ни извинений, ни сожалений, — сказал Лейтерман в тот день, прервав долгое молчание. — И, как заметил доктор Миксер в своем письме, снова переживать этот суд, слышать все эти жуткие показания и смотреть на все эти жуткие фотографии. Какое ужасное чувство. Но я также хочу сказать, что я невиновен в этом преступлении и что я буду делать всё, что могу в рамках существующей судебной системы, чтобы обжаловать свое обвинение. Ну вот, собственно, и всё.