Красные фонари

Какого цвета грязь? — Любого.
Пол грязным может быть и слово,
Идея, руки, площадь, шины,
Грязь — лишний штрих, и нет картины.
Грязь в вечном споре с чистотой,
И дух свой, смрадный и густой,
Свое зловонье, безобразье
Грязь называет простотой,
И чистоту ведет на казни
Грязь-простота убийц и палачей.
В орнаменте народного фольклора
Есть в лживой простоте ее речей
Смертельная тональность приговора.
Грязь-простота страшнее воровства.
Из-за таких, как мы, в нее влюбленных,
Молчание слепого большинства
Кончалось страшным воем заключенных.
И так проста святая простота,
Что, маску позабыв надеть святоши,
Открыто, нагло, с пеною у рта
Устраивает грязные дебоши.
Уже близка опасная черта,
Пустые души искажают лица.

О, вечная земная Простота,

О, вечная земная Чистота,
Спасительница мира — Красота,
Явись скорей, хочу успеть отмыться.

* * * *

У лживой тайны нет секрета,
Нельзя искусственно страдать.
Нет, просто так не стать поэтом.
Нет, просто так никем не стать…

Кто нас рассудит, Боже правый,

Чего Ты медлишь, что Ты ждешь,
Когда кричат безумцы: «Браво!» —
Чтоб спели им вторично ложь.

И есть ли истина в рожденьи,

А может, это опыт Твой,
Зачем же просим мы прощенья,
Встав на колени пред Тобой?

И, может, скоро свод Твой рухнет,

За все расплатой станет тьма,
Свеча последняя потухнет,
Наступит вечная зима.

Уйми печальные сомненья,

Несовершенный человек,
Не будет вечного затменья,
Нас не засыплет вечный снег.

И просто так не появилась

На свете ни одна душа.
За все в ответе Божья милость,
Пред нею каемся, греша.

Но мир — не плод воображенья.

Здесь есть земные плоть и кровь,
Здесь гений есть и преступленье,
Злодейство есть и есть любовь.

Добро и зло — два вечных флага

Всегда враждующих сторон.
На время побеждает Яго,
Недолго торжествует он.

Зла не приемлет мирозданье,

Но так устроен белый свет,
Что есть в нем вечное страданье,
Там и рождается поэт.

Пастернаку

Он доживал в стране как арестант,
Но до конца писал всей дрожью жилок:
В России гениальность — вот гарант
Для унижений, казней и для ссылок.

За честность, тонкость, нежность, за пастель

Ярлык приклеили поэту иноверца,
И переделкинская белая постель
Покрылась кровью раненого сердца.

Разоблачил холоп хозяйский культ,

Но заклеймив убийства и аресты,
Он с кулаками встал за тот же пульт
И тем же дирижировал оркестром.

И бубнами гремел кощунственный финал,

В распятого бросали гнева гроздья.
Он, в вечность уходя, беспомощно стонал,
Последние в него вбивались гвозди.

Не много ли на век один беды

Для пытками истерзанного мира,
Где в рай ведут поэтовы следы
И в ад — следы убийц и конвоиров.

Ветер