Ты, ветер, выветри всю дурь,Что в головах людей,Но пощади, предвестник бурь,Когда они в беде.Тому, кто выбился из сил,Ты в бурю не помог,И Белый парус погубил,Что был так одинок!
Вагон
Я сяду в домик на колесах,Пусть называется вагон,Не вытирай, подруга, слезы,Я с детства в поезд был влюблен.Купе — не хуже, чем квартира,Постели, лампочка, вода,В вагоне даже два сортира,Но только очередь туда.Там есть вагоны-рестораны,Поесть там можно и попить,И есть там красные стоп-краны,Но ручку лучше не крутить.Дождаться надо остановки,Послать вагон ко всем чертямИ дунуть пулей из винтовкиНазад к любимой по путям.
Виртуоз
Прожилочки на крыльях у стрекозИскусно вывел виртуоз,Лишь он мог сделать из простой слюдыС головкой спичечной летающее чудо,А на спине шершавого верблюдаОставить нам горбатые следы…Так, на одной струне играя, Паганини,Кусочек дерева прижав к щетине,Прожилок и горбов неведомые мукиПередавал в терзавшем сердце звуке.
Охота
Кто обманывает рыбу,Прерывает птицы пенье,Тащит волоком оленяБез стыда и униженья?Кто свалил медведя глыбу,Набираясь вдохновенья?!Это вы, Владимир Ленин,Это вы, Иван Тургенев.В небо птицы улетели,И уплыли рыбы в реки,А в лесах укрылись звери,Напугало, видно, что-то.Это люди обалдели,Кем-то прокляты навеки.Изменили общей ВереИ придумали… ОХОТУ.
Осип Мандельштам
Мы лежим с тобой в объятьяхВ январе среди зимы,Мой халат и твое платьеОбнимаются, как мы.Как кресты на окнах — рамы.Кто мы, люди, мы — ничто?Я читаю Мандельштама,А в душе вопрос — за что?Ребра, кожа, впали щеки,А в глазах застывший страх,И стихов замерзших строкиНа обкусанных губах.
Фаина Раневская
Голова седая на подушке.Держит тонкокожая рукаКрасный томик «Александр Пушкин».С ней он и сейчас наверняка.С ней он никогда не расставался,Самый лучший — первый кавалер,В ней он оживал, когда читалсяПосле репетиций и премьер.Приходил задумчивый и странный,Шляпу сняв с курчавой головы.Вас всегда здесь ждали, Александр,Жили потому, что были Вы.О, многострадальная Фаина,Дорогой захлопнутый рояль.Грустных нот в нем ровно половина,Столько же несыгранных. А жаль!
На смерть Алексея Габриловича
Живых все меньше в телефонной книжке,Звенит в ушах смертельная коса,Стучат все чаще гробовые крышки,Чужие отвечают голоса.Но цифр этих я стирать не будуИ рамкой никогда не обведу.Я всех найду, я всем звонить им буду,Где б ни были они, в раю или в аду.Пока трепались и беспечно жили —Кончались денно-нощные витки.Теперь о том, что не договорили,Звучат, как многоточия, гудки.