Красные камни

Могла бы и не спрашивать. Поскольку не дура – догадалась еще в Москве. И чисто по-женски нашла решение – тебе нравятся такие, как она, ну значит, я буду стараться быть на нее похожей! А «смоленцевок» наших обучают, среди прочего, и начаткам актерского мастерства, как, например, пластике, тут еще и школа физподготовки заметна, у тебя, Ани, Лючии одна и та же. А в этих плащах (даже цвет тот же, что у Ани, темно-вишневый) и широких шляпках с вуалью (вошел в обиход у женщин здесь этот дореволюционный атрибут) вас вообще можно спутать. Тем более что Аня и Лючия – это сейчас эталон для советских женщин (одну товарищ Сталин прилюдно за внешний вид похвалил, после чего жены ответственных товарищей и женский персонал учреждений стали подражать, другая на обложках журналов блистает и в домах моды Москвы и Питера высший авторитет), так что быть на них похожими вовсе не зазорно. Да и согласен я с Юрой Смоленцевым (и слышал, что Адмирал того же мнения) в резко отрицательном отношении к женскому стилю «унисекс» – девушкам платья идут гораздо больше, чем джинсы.

Мне казалось сейчас – как будто назад в свое время вернулся, по старым кварталам Питера идем (не Москвы – там посносили все, «Москву-сити» строя). Ну и что с того, что автомобили на улицах в стиле ретро (а иногда даже телеги с лошадьми встречаются) и прохожие одеты старомодно (но и в наше время иногда такое носили). Как у нас ларьки были на каждом углу, здесь – всякие точильщики, чистильщики обуви, торговцы с лотка. Телефонные будки стоят – каких в двухтысячном не было давно. Мы с Машей мороженое съели, не в бумажной обертке, а вафельным кругляшом, вкусное очень. В кафе зашли, пили сок (яблочный, а выбор был, наверное, десяток – из стеклянных конусов на прилавке). Снова по улице идем, на Коперника свернули, Маша под руку меня взяла, смотрит на меня счастливым взглядом. И мне тоже было хорошо.

Идем мимо Научной библиотеки – красивое здание, с куполом и полукруглыми арками перед входом. Ну вот тебе, Маша, и старина – бывший монастырь кармелиток с костелом, семнадцатый век, библиотекой в 1817 году стал, уже в пушкинские времена. Из-за нее поляки на нас в обиде – так как она со своего основания и до тридцать девятого года принадлежала Оссолинеуму, «обществу польских исследований» в области истории и культуры. Немцы успели часть фондов разграбить и вывезти в свое Бреслау, наши после вернули. Так поляки требовали, чтоб мы все эти ценности, включая уникальную коллекцию гравюр Дюрера, передали им, как «исторически принадлежащую». На что товарищ Сталин ответил: «Может, вам тогда и Львов вернуть?»[35] И правильно – если Львов наши освобождали, ну а что с бою взято, то наше свято!

Маша улыбается, вижу даже сквозь вуаль. Интересно, кто у нас родится через семь с половиной месяцев, сын или дочка? Чувствую себя по-настоящему счастливым человеком, в этот конкретный момент. Ну а все прочие трудности и угрозы пусть лесом идут!

И тут в спину как толкнуло. Знакомо охотникам и таким, как я. Чужой взгляд, и очень недобрый. В поле я бы немедленно бросался наземь, к ближайшему укрытию, изготовившись к бою. Здесь же ну слишком мирная была обстановка, и патруль вижу, на углу Стефаника, полусотни шагов нет. А враги здесь могли, после позавчерашнего, лишь шипеть бессильно, показывая кукиш в кармане. И от такого падать – вот был бы вид, да еще при Марии! Так что в первые полсекунды я, лишь чуть повернув голову, скашиваю взгляд за спину.

Девчонка, как та соплюшка на пароходе. В руках портфельчик, открытый. Потому что она только что достала из него пистолет!

Толкаю Марию в сторону, влево от линии прицела. А сам ухожу вправо, перекатом, и «ножницы», тут дистанция – трех шагов не будет, это быстрее выйдет, чем «стечкин» из кобуры достать, вот черт, что я в парадном мундире, в «аэрофлотовской» куртке у меня браунинг подвешивается в рукаве. Уже в движении слышу выстрел, успешно провожу прием, соплюшка летит наземь – не обучена рукопашке, тогда пыталась бы даже в падении еще раз стрельнуть, а она руки раскинула, чтобы равновесие удержать, и рухнула плашмя. Выдираю у нее из пальцев пистолет, «Маузер ХСц», такие в войну у немцев были[36]. Сучка визжит, когда я ей руку за спину кручу – ничего, сломаю нечаянно, плевать! Быстро провожу левой ей вдоль тела, другого оружия нет – одновременно оглядываюсь, нет ли кого-то страхующего. Черт, черт!!!

Мария лежит, раскинув руки. Не шевелится, не стонет. Шляпка свалилась, волосы рассыпались по асфальту, глаза смотрят в небо. И лужа крови, стекающая с вишневого плаща. Машенька, что с тобой?! Куда тебя ранило?!