Красные камни

– А коммунисты никогда не искали легких путей, – отвечает Горьковский, – сделаем как в романе про «свет звезд». Всех детей объявить общими и воспитывать в правилах коммунистического общежития в особых воспитательных учреждениях, в секрете, чтобы они родителей вовсе не знали. Разорвать при этом воспроизводство буржуазной, эгоистической морали, – и тогда уже следующее поколение советских людей будет жить при коммунизме.

– Ты этого не увидишь, – говорю я, – как и те из вашей организации, кто не захочет сотрудничать. Благо таких достаточно. Ну а все, кто упорствуют – по уголовке пойдут, причем с самыми отягощающими. В историю войдете не героями, а распоследней мразью. И никто никогда не узнает о ваших высоких идеях – уж об этом я позабочусь. Поскольку вот лично я – не за такой коммунизм воевал. А за такой, в котором мои дети будут жить – которых я сам воспитаю. Последний раз предлагаю: дашь показания на гражданина Линника – отделаешься пустяком. И можешь после даже планы строить, о продолжении вашей борьбы – естественно, не нарушая советских законов. Что выберешь?

– Да пошел ты… – бросает в ответ Горьковский. – С наградами, а душа у тебя клоповья, не за коммунизм ты воевал, а чтобы после «у тихой речки отдохнуть». Ничего – меня не будет, другие придут, и за все спросят с таких, как ты. И с сознательно предавших, и с малодушных, как эти вот клуши!

– Напрасно тебя, такого идейного, на войне не убили, – отвечаю, – лег бы на амбразуру, или с гранатой под танк, больше пользы было бы для нашего дела. Ты ведь все равно все нам расскажешь, гражданин Горьковский, – только тебе лично это уже в смягчающие обстоятельства поставлено не будет. И не партия тебе, а ты партии объявил войну – так не обижайся, что и к тебе как к врагу. Такому же, как изменники Родины.

Я не шучу и не преувеличиваю. Кто сказал, что в СССР не могло быть хунвэйбинов – вот он, характерный типаж. А поскольку, я слышал, в иной истории в худшие времена советско-китайских отношений маоисты считались у нас не меньшим врагом, чем американский империализм, – то будет с тобой без всякого снисхождения. И сколько сейчас в Маньчжурии у товарища Гао Гана, в Народном Китае у товарища Ван Мина, во Вьетнаме у дедушки Хо, таких же бешеных, которые если до власти дорвутся, то туши свет? Впору о «бремени советского человека» говорить, несущего диким народам свет правильного коммунизма.

Вот я и буду сейчас нести. Если рядовые члены вашей организации, как парочка в гостинице, еще не безнадежны и их можно попытаться спасти, то главарей и фанатиков, как ты, я давить буду, как бешеных собак. И если технике «усиленного допроса» я учился у китайцев, то касаемо философии, если можно так выразиться, очень многому меня научил герр Рудински, бывший группенфюрер СД, а сейчас глава Штази (гестапо – это, конечно, контора поганейшая была, но профессионализм ее отрицать глупо).

– Хороший следователь должен быть психологом. Определить у клиента слабое место. Понять, когда он готов сломаться, пойти на сотрудничество. Пытка и избиение вовсе не панацея – но могут быть полезны, когда надо показать клиенту, что он не венец творения, а всего лишь мясо. А оттого хорошо действует на людей с высоким общественным положением и самооценкой – если только он не идейный фанатик. Простонародье в этом отношении часто оказывается более трудным объектом. Но при должном умении сломать можно любого. Однако же необходимо задавать предельно конкретные вопросы, поддающиеся немедленной проверке – иначе вы не можете быть уверены, что пытуемый не дает вам дезу, хотя бы ради облегчения своего положения. И конечно, желательно присутствие врача, чтобы сначала определить допустимую меру воздействия, а затем следить, чтоб пациент не умер преждевременно.

Положим, мы не звери – нам не садизм нужен, а эффективность. Не будем тебя резать и бить, по крайней мере поначалу – а пентотальчик вколем. И ты все равно все нам расскажешь – а после в лагерь по уголовке пойдешь, я слово держу. Что будет для тебя гораздо хуже и не только морально – давно уже отменили «классово близких», и нет сейчас по закону у воров и бандитов никаких преимуществ перед «политиками». А со «штрафной» отметкой в личном деле (я и об этом позабочусь) будет у тебя в лагере жизнь до предела отягощенная, и сидеть тебе от звонка до звонка, без всяких надежд на УДО и амнистии, и выйдешь, с высокой вероятностью, с подорванным здоровьем, а то и вовсе не выйдешь. Пока же нажимаю кнопку, вызываю конвой.