Красные камни

– Поляк, да с такой биографией, и в ОУН? – удивилась Анна. – Хотя сволочи тоже объединяться могут, стоя у края могилы. В каком они оба состоянии, к допросу годны?

– В госпитале сказали, прокурорский в пределах трех дней, – ответил мой рыцарь. – Проткнута верхушка левого легкого, повреждение нервных узлов, рассечение сосудов, пациент левой рукой никогда уже полноценно владеть не сможет. Ну, а Собчак в кондиции – с переломанным ключицами разговаривать можно. Когда показания на Линника даст – гражданина завкафедрой коммунизма можно брать и трясти на полностью законном основании.

Я согласно кивнула. Это каким надо быть мерзавцем, чтобы подослать убийц к беззащитной женщине (каковой он администратора Анну Шевченко считал). А может, все-таки знал – ну, на допросе расскажет.

И тут снизу звонят от портье – Линник сам явился в «Россию» и спрашивает меня.

– Я звоню товарищу Зеленкину, пусть своих орлов в конвой присылает, – произнес Валя. И добавил плотоядно: – А может, после успеем? А сначала допросим сами.

– Отставить, – решительно ответила Анна, – есть у меня план. Люся, ты как?

– Мне снова роль сыграть? Так я всегда готова! Что от меня требуется?

– Нет, – сказал мой муж, выслушав сценарий. – А если этот гад захочет выстрелить?

И добавил, усмехнувшись:

– Не желаю, чтобы кто-то разговаривал с моей женой и без меня. Что там Фаньер писал? Все-все, Галчонок, не надо меня бить, я этому писаке ни на грош не верю. Но и тебя наедине с возможным убивцем – не допущу.

– Тогда и я тоже, – добавил Валька, – чего боимся, что этот гад не наедине говорить не захочет? А у него что, будет выбор?

Ну вот, входит. В военной форме, с орденами. Наверх пропущенный, после того как ему сказали: «Товарищ Смоленцева вас ждет». И видит не только меня – за столом в гостиной рядом со мной сидят: Юрий слева, Анна справа. И Валя сразу у него за спиной оказался. Еще огонек горит на радиоприемнике, так что и ребята в соседнем номере слушают, тоже готовые вмешаться, и запись на магнитофон идет.

– Простите, я полагал, что разговор у нас будет наедине.

– А у меня нет тайн от моего мужа, – говорю я, – и от этих товарищей, кому я полностью доверяю. В отличие от вас – ведь это по вашему приказу меня и грабили, и обокрасть пытались, а мою подругу убить хотели. Так что возле вас я обоснованно опасаюсь за свою жизнь.

– Я не понимаю, о чем вы? Вижу, что зашел не вовремя – простите за беспокойство.

Линник повернулся к двери. И натолкнулся на Вальку, вставшего у него на пути.

– Ну куда же вы, Сергей Степанович, – вступает Анна, показывая свернутый документ, – ведь вам же это надо? Показания Ганны Полищук, где она прямо обвиняет вас и вашу организацию в очень плохих делах. Садитесь, коль пришли, поговорим! К взаимной выгоде для нас всех.

Линник чуть промедлил, затем прошел к предложенному стулу, сел.

– Только пистолет из вашего кармана медленно выньте и осторожно положите вот сюда, – продолжила Анна, – иначе наш товарищ будет готов вас убить при малейшем подозрительном движении. И не надо обижаться – вы же меня убить приказали, Цуцкарев и Собчак уже показания дают. Если вы хотите, чтобы наша беседа продолжилась, – или нам звонить куда следует? А куда, интересный вопрос. Люся, как думаешь, этого гражданина по уголовной статье оформить, или сразу по политике?

Линник достал «вальтер», положил на край стола. Однако же нагло держится, мерзавец! И говорит даже с недоумением:

– Я уже слышал, что произошло сегодня утром. Можете мне не верить, но я не приказывал Собчаку никого убивать. И я понятия не имею, какое отношение ко всему имеет следователь прокуратуры.

– Не имеете, или не хотите иметь? – спрашивает Анна. – Конечно, вам удобно откреститься от этого человека, с учетом того факта, что он оказался агентом ОУН-УПА. Сговор с врагом – это уже не тимуровские игры, это прямая измена Родине!

– Я бы попросил вас меня не оскорблять! – вспылил Линник. – Как офицера, фронтовика… Признаю то, за что должен отвечать – но уж за чужое меня увольте! Цуцкарев никогда не входил в число моих учеников и не бывал на занятиях нашего кружка, вы легко можете это проверить! И я не знаю, как он оказался рядом с Собчаком.

– Как офицер и фронтовик, вы приносили присягу советскому народу, – заметила его Анна, – защищать наших, советских людей. Однако я абсолютно точно знаю, что Ганну Полищук убили, и сделали это по вашему приказу. Ладно, это еще можно не оправдать, но как-то понять, «за предательство». Ну а меня-то убивать вам было зачем?