Еще были к роте приписаны плотник и фуриер. Штатный плотник был, по сути, чем-то вроде главного инженера роты. Потомственный горожанин, из купеческого сословия. Сам никогда ничего руками не делал, но при этом весьма неплохо руководил. Это я узнал на постройке учебных редутов, когда мы забабахали себе полигончик. Так-то грамотный мужик, голова варит. Да и схемы палочкой на земле может нарисовать такие, что даже совсем неграмотному солдату понятно, что делать, где копать и куда втыкать бревна. Ну а фуриер – это от слова «фураж». Снабженец. По идее, через него должно проходить жалованье, он должен закупать провиант на роту и все такое прочее. Разумеется, наш ротный фуриер тоже находился в Риге. Вместе с ротным каптенармусом. Вот еще радости – снабженцам в деревне глухоманской квартировать! Хотя, справедливости ради, свою работу они делали. В глаза я никого из них не видел, однако по две повозки с мукой, крупой и солониной в роту приезжали через день. Причем все уже было оплачено, ни подпорутчик, ни старосты артелей возничим за провиант не платили ни копейки. Сам видел.
Ну, и денщики. Они тоже числились нестроевыми, они должны быть у каждого ундер-офицера и офицера. Из семерых денщиков, положенных нашей роте, в наличии было трое. Денщик Фомина, денщик нашего лекаря и Федька Синельников. Тоже, кстати, элемент бардака. Мартин Карлович его так-то не должен был в строевые определять своей властью. Но кому какое дело, что у нас тут на земле происходит? Из Риги все равно не увидят.
Извозчики, слесари-ремонтники, скорняки, кожевенники и прочие нестроевые мастера были сведены в отдельную команду при штабе полка и в ротах отсутствовали. Что тоже понятно. Группа технического обеспечения сильна, когда работает одной командой, а не раздергана по разным ротным или батальонным стоянкам.
Вот, собственно, и вся рота, как она должна быть на бумаге. В реальности же… Сто пятьдесят три нижних чина по штату – сто семнадцать в наличии. Четыре офицера по штату – один в наличии. Нестроевых – шестеро из дюжины. Да и сам личный состав… Очень много мужиков возрастом под сорок лет. А то и за сорок. Откровенных стариков, с полностью седой головой, вроде нашего Семена Петровича, – почти два десятка. По сути, тут две трети роты той команде рекрутов, с которой я прибыл, в отцы годятся, мягко выражаясь.
Короче говоря, я всю неделю ходил тенью за Ниронненом и все записывал. Количество – отдельно, имена – отдельно, всевозможные расписки, что давал Мартин Карлович местным, – тоже. Составлял таблицы, заполнял табели, ведомости, отчеты каптенармуса для рапорта в батальон и такие же отчеты для рапорта полковому квартирмейстеру. Раз по пять все исправлял. Оно тут положено писать «репорт» – и хоть ты тресни. Э-м… ну, вышло не «ты тресни», а мне треснули, но все одно – репорт. Ну ладно, пусть будет репорт, мне не жалко. Правда, я так понимаю, что экзамена по русскому языку я не только здесь не сдам. Я теперь и в своем времени его тоже не сдал бы. Да и говорок у меня уже более-менее местный стал. Неужели адаптируюсь потихоньку? Хорошо еще, хоть курить в этом времени так и не начал, чем выгодно отличаюсь от всех остальных чинов роты. Ну как – выгодно? Одни считают, что я выпендриваюсь. Другие – что это меня так Мартин Карлович наказывает за нерадивость.
И вот, к концу недели, после хлопот по обеспечению банного дня для всей роты Мартин Карлович с Александром Степановичем изволят принять баню, которую натопил хозяин-латыш. Ну а я, на правах денщика, обязан их барские спины веничком отходить да посиделки ихние обеспечить.
Там и состоялся этот разговор. Странно, да? «Жучков» и прочих звукозаписывающих устройств еще нет, а все равно все тайные и просто не для чужих ушей разговоры здесь тоже ведут в бане.
Баня у хозяина получилась очень даже справная. То, что в мое время называли «русская баня», даром что Герман – латыш. Деревянная, с хорошей печкой и хорошими же камнями. Жаркая, с густым паром. Веники Фомин притащил с собой. Два дубовых и два березовых. Целый жбан кваса литров эдак на пять я еще с утра поставил остывать в подпол. И – погнали!
Парить – это я и умею, и люблю. Как-никак всю свою короткую жизнь спортом занимался. А после игры, особенно когда играешь уже во вторых или первых юношах, баня есть первейшее средство для восстановления мышц. Да и батя у меня был любителем этого дела – ну, в том смысле, что любил, чтобы я его пропарил хорошенько. Он и научил, как лучше.