Красные камзолы II

Каптенармус Рожин вдруг выпрямил спину, улыбнулся во весь рот и занес было руку чтобы хлопнуть меня по плечу, но потом передумал. Просто впервые с тех пор как мы вышли из монастыря посмотрел мне прямо в глаза:

— Сработали твои ловушки, Жора. — странно говорит. Будто с облегчением.

И хорошо, что он не стал меня по плечу хлопать. Меня как накрыло там, у ворот, так и хожу с шальной головой. Могу и втащить. А так сказал просто:

— Рот закрой. Не мешай слушать.

Степан вдруг заволновался.

— Так, может, это просто крестьянин какой мимохожий или вообще посыльный был? Может, надо вернуться и помочь?

Я покачал головой:

— Это вряд ли. Хорошие люди по ночам не ходят. А если и ходят — ну что уж теперь. Не ходи босой!

* * *

Сани весело катили по морозному снегу. Каждый час устраивали короткие привалы, возницы смазывали полозья, ухаживали за конями, люди по моему приказу бегали вприпрыжку вокруг костра, запасаясь теплом на следующий час. Прогревались заново камни. Я подробно расспросил Ерему о людях, что едут с нами, сделал кое-какие выводы и продолжил работу по атомизации этой группы людей, лишь слегка подправив тактику. Уже меньше капральской тростью, а все больше шутками да подколками в стиле ундер-офицера Фомина. Кто нерасторопно выполнял мои команды — тех подгоняли Ерема и Памятник.

С каждым часом копилась усталость. Я уже особо и не задумывался о том, что делаю. Была ли за нами погоня? Понятия не имею. В эту светлую лунную ночь видимость, конечно, хорошая, но прямоезжая дорога — она у нас такая, семь загибов на версту. Так что если вдруг погоня и была — то за многочисленными поворотами мы ее не увидали. Но я исходил из того, что все вокруг — враги. И даже эти, монастырские — тоже пока не свои. Потому и не стеснялся. Хамил, грубил. Проезжая деревни — залихватски свистел, распугивая собак и тех, кто мог проявлять свое любопытство из темных изб. Иногда ловил себя на мысли что меня как-то совсем уж понесло. Но так, с матерком, ветерком, а иногда и тумаком — глядишь, доедем и не замерзнем.

Уже далеко за полночь мы объезжали по широкой дуге домики, выросшие вокруг крепости Изборска. Там, в глубине застройки вдруг истошно залаяли собаки. В свете луны было видно, как к нам было направился одинокий всадник со стороны крепостных ворот.

А хорошие люди по ночам не ходят, так ведь? Опять же, в детстве я часто слышал байки о том, как инкассаторы запросто стреляли или ломали челюсти прикладом всякому, кто по неосторожности приближался к группе при исполнении. Так вот я — инкассатор.

— Слушай мою команду! Товсь! — щелкнули взводимые курки — Целься!

В ночи щелчки должны были быть хорошо слышны. Хотя о чем это я? Топают и фыркают лошади, скрипит снег под санями… А всаднику еще и ветер в уши дует. Да и далеко он слишком, чтобы намеки понимать.

— Пали!

Ночь разрезали вспышки выстрелов. В воздухе повис пороховой дым с красные искорками догорающих пыжей.

Всадник развернулся и галопом поскакал обратно к башням изборской крепости. Вот, такой намек он понял. Осознал, что мне неинтересно знать кто он такой и что хотел нам сказать. И что ему нет никакого дела до того, кто мы, куда едем и что везем. Что у вас там, в крепости? Тревога? Пф! Да ради бога! Пусть гарнизонные ланд-милиционеры растрясут свои жирочки! Ночные тревоги полезны для службы.

Проехали Изборск и снова остановка, снова пробежка у костра. Заканчивается масло. Никто ж не планировал, что мы его не на светильники будем тратить, а на костры. А еще очень хочется спать. Скоро уже сутки как без сна.

Коллектив тоже устал. Бегают медленнее, двигаются тяжелее. У кого-то уже потекло из носа. Но никто не ропщет. Сказано бегать вокруг костра — бегают. Греются. Еду готовить времени нет, но каких-никаких сухарей погрызли.

— Как кони, Карпыч? Доедем? Или пора подыскивать кантонир-квартиру?

Возница отвечает с каким-то восторгом в глазах:

— Доедем, Георгий Иванович! Уже сколько отмахали, а коням хоть бы хны! А ведь это еще полукровка, а не битюг! Что же будет когда граф Шувалов чистопородных битюгов в войска поставлять начнет? Золото, а не кони, уж поверьте старому обознику!

Тяжелые тучи потихоньку скрыли звезды и заходящую луну. Мы уже ехали на одних морально-волевых. На последней остановке нескольких пришлось силой вытаскивать из саней и заставлять бегать. Приморило мужиков. Впору хоть оставляй в какой-нибудь деревне от греха… Но я упертый. А они — терпеливые, вот уж чего не отнять.

Через ледовую переправу у реки Великая мы проезжали вместе с первыми зарядами вьюги, засыпанные с головой свежим рыхлым снегом.

У ворот в карауле стояло капральство Ефима. Я спрыгнул с саней, бегом опередил обоз и крикнул изрядно осипшим голосом:

— Открывай ворота!

— Стой, кто идет… Батюшки! Серов, ты? А чего в одном камзоле? Где кафтан потерял?

— Открывай, говорю! А то болталку набок сверну, а твой унтер еще от себя добавит!

Заскрипели ворота, из теплой караулки вместе с клубами пара выскочило несколько солдат и медведеподобная фигура начальника караула.

Я обнялся с Ефимом.

— Нешто всю ночь ехал? Дурной ты, крестник!