Ну да, кто же у нас еще может полуночничать? Ефим, конечно же. А с ним рядом — Архип. Как-то так вышло, что еще со времен псковской опалы Архип каждый вечер вместе с Ефимом проводит. Видимо, его от дел полкового «общества» совсем оттерли. Во время подготовки полка к походу так вышло, что эти самые дела под себя подмяли люди секунд-майора Стродса — каптенармусы и фуриеры. И последнее время на первый план внутриполковых делишек начал выходить каптенармус Рожин. Что логично. Он же, как-никак, не только приближеный Стродса, но еще и фуриер первой роты.
Хотя я в эти их подковерные игры особо не вникал. Для своего капральства все что надо выбил и пошли они все подальше, крохоборы хреновы. У меня и своих хлопот хватает.
— Доброй ночи! Есть чего горячего хлебнуть?
— Есть, как же нет! Давай тебе бульончика налью. Не шибко наваристый получился, но уж какой есть. Тетерев по весне не жирный, да и Сашка твой тот еще скареда — разбавляет и разбавляет. Уже одна вода осталась, а он все никак не остановится. Мол, чтобы на всех хватило. Ну вот, как видишь, хватило. Зато горячее.
Ну ладно. Бульон из тетерева — тоже дело. Конечно, это не жирная татарская шурпа из барашка, которая была на ужин вчера, ну да я не привередливый.
Присел на чурбачок рядом с импровизированным столиком из бревен. Ефим степенно налил в деревянную миску варево из небольшого чугунка. Архип сгреб игральные кости в стаканчик, встряхнул и протянул мне.
— Сыграешь, господин капрал?
Я бросил взгляд на Ефима. Тот глянул на Архипа и кивнул.
— А давай! Втроем всяко интереснее будет.
Перекладываю из правой руки в левую угловатую хреновину из ранца, что мне так мешала спать, беру двумя пальцами стаканчик.
— На что играем?
— На интерес — буркнул Архип.
Ну на интерес так на интерес.
С глухим стуком переворачиваю стаканчик на пень, убираю руку, Архип чуть отклоняется в сторону, чтобы свет от костра падал на костяшки. Единица, двойка, тройка… четыре и пять.
— Шанс!
— Везучий! — улыбается Ефим, — кстати, а что это у тебя?
Я чуть повернулся к костру, чтобы рассмотреть железяку в моей руке.
Вот так здрасте! Привет из прошлого лета! Та самая покореженная пулей пластина от бронежилета, что выпала со шведского попаданца в августе того года. Я ж ее как забросил в ранец — так и таскал с собой все это время. Применить некуда, выбрасывать жалко, весит мало. Вот и болталось на дне ранца без дела. Я уже и забыл про нее. Ну трофей и трофей, что тут такого?
— Ну-ка дай посмотреть! — протянул руку Ефим. Покрутил в руке пластину и ткнул пальцем в Архипа. — Вот оно! А я-то все голову ломал — что не так-то? Что-то такое, знаешь, мельком увидел да зацепился.
— А, ты про того польского вельможу? — ответил Архип — Ну да, помню, ты на него еще пялился, как на диковинку. И что с ним не так? Вроде обычный шляхтич, много тут таких ездит. Это для нас Митава — глухомань. А для них считай что стольный град!
Я насторожился:
— О чем речь?
Ефим потряс титановой пластиной:
— Башмаки, Жора!
— Какие башмаки?
— Такие! Помнишь, тот свей, которого я за кузнеца принял, а ты сказал что он у них за старшего был? Он эту железку обронил, а еще у него на башмаках подметка узорчатая, какая у тебя прошлой зимой. Так вот сегодня днем на переправе был вельможа в точно таких же башмаках. Ну, с узорчатой подметкой!
Опа. Какие новости, однако!
— Весь в черном? Ну, тот саксонец, который еще в Мариенбурге с Нелидовым беседовал?
— Нет, не тот. Польский вельможа какой-то. В буром кафтане с золотым подбоем. Не из бедных. Тоже из служивых, через нашу переправу поехал. Спрашивал еще — прошел ли Архангелогородский полк и где их полковника найти можно. Один ехал, без слуги. И обувь у него — не сапоги, а башмаки. Все как у тебя — на веревочных завязках, без пряжек. Я вот только сейчас понял, что меня в нем насторожило.
Очень интересно.
— Тот саксонец, которого ты упомянул, тоже тут неподалеку крутился — вмешался Архип, — ему господин капитан конфискованное передавал вчера.
Конфискованное, ага.
Я не знаю, кто эту схему придумал. Скорее всего — Архип подсказал капитану. После того вечера в Мариенбурге солдат Архип часто стал с капитаном Нелидовым и прапорщиком Семеновым в карты играть. Под винишко и разговорчик.
Тут ведь какая ситуация сложилась? Сбора всей армии в Митаве так и не случилось. Полки ползли еле-еле. Марш каждого полка — от силы десять верст в день, причем это от рассвета до заката. Усиленный марш, так сказать. С утра выезжает обоз, а после обеда топают солдаты. Офицеры едут отдельно. Молодые — верхом, веселыми стайками, пожилые все больше в каретах и колясках. Два дня маршируют, третий — отдыхают. Двадцать верст в три дня — ну прямо чемпионские темпы, ага.