Красные кресты

Что мог он для неё сделать? Ох, очень многое! Прежде всего мог бы если бы захотел - оставить ей и впредь две комнаты в своем доме.

- Я подумаю, - благосклонно пообещал он. - Что еще?

Она заговорила о сыне. В свои восемнадцать лет он получил достаточную морскую практику, чтобы стать главным боцманом или хотя бы парусным мастером. Будь жив его отец...

Генрих приподнял бровь.

- Мне кажется, отец его не всегда верно служил интересам нашего города, - многозначительно заметил он. - Я слышал, что он принимал активное участие в бунте Гобеля против сената...

- Но Стефана тогда ещё на свете не было, - ответила Ядвига, опуская глаза. - Он родился сразу после восстания.

Генрих снисходительно кивнул.

- Ну да, ну да. Не будем об этом. Я им займусь, если он действительно этого заслуживает. Полагаю, что Циммерман его мне уступит. Помнишь "Зефир", Ядвига? Командует им один из самых знаменитых капитанов. Кажется, когда-то он был тебе не безразличен...

Взглянув на её, прищурив глаза, он усмехнулся с меланхолической иронией, ибо лицо Ядвиги Грабинской покрылось темным румянцем.

- Полагаю, - продолжал он, - что Ян согласится принять твоего сына. Не хочу, разумеется, обещать, что тут же сделает его рулевым или главным боцманом, но...Я сам когда-то мечтал служить на этом корабле. И не могу сказать, чтобы потом жалел: это было хорошим началом.

Ядвига собралась его благодарить, но он жестом её остановил - был в мечтательном настроении.

- Я допускаю, - говорил он медленно, наполовину сам с собой, - что раньше или позже "Зефир" перейдет в мою собственность. Я люблю этот корабль. Привязался к нему. Мартен...то есть Ян Куна наверняка на этом ничего не потеряет - напротив, может только обрести. Если бы твой Стефан смог мне в этом помочь...Кто знает...мог бы в будущем сам получить командование.

Он на минуту смолк, но его мысли и дальше плыли в том же направлении.

"- Мартен при всех своих достоинствах прекрасного моряка был бы наверняка достаточно неудобным подчиненным, - признал он в душе. - В то время как молодой Грабинский оставался бы под моим влиянием, а под умелым руководством Яна быстро стал бы хорошим шкипером. И знал бы "Зефир" насквозь. В нем я получил бы преданного союзника, благодарного мне больше, чем кому бы то ни было. Если я поступлю именно так, то смогу извлечь двойную пользу: "Зефир" перейдет в мою собственность вместе с молодым, послушным капитаном." - Полагаю, раньше или позже так и будет, - сказал он вслух.

Стефан Грабинский едва мог поверить в свое счастье. По воле благородного и бескорыстного приятеля детских лет матери широкий, полный приключений мир открылся перед ним, как по велению волшебной палочки. И ничего, что этот чародей не показался ему на первый взгляд ни привлекательным, ни таким благородным, как он себе вообразил. Ведь был же он человеком большого сердца и ума, если добившись власти и богатства не позабыл о бедной вдове и обеспечил ей спокойное существование, а его, Стефана, решил выучить на шкипера.

Ядвига Грабинская проводила сына в слезах, но это были не только слезы расставания, но и радости. Генрих Шульц выполнил обещание: забрал Стефана в Англию, и более того, доверил ей надзор за поддержанием порядка и чистоты в своих складах на Поврожничьей улице, где она продолжала жить, и назначил жалование, которое она получала в кассе его торгового дома на Длинном рынке.

Не ожидала она таких благодеяний. Ей казалось, что она их не заслужила, и что она теперь по гроб жизни в долгу у Шульца. Когда - то она просила молодого Яна Куну, чтоб тот уговорил отца взять бедного сироту Генриха юнгой; теперь этот сирота отплатил ей со щедростью, о которой можно было слышать разве только в возвышенных проповедях, провозглашаемых с амвона в храме Девы Марии.

Мартен рассеянно выслушал просьбу Генриха Шульца. Только когда прозвучала девичья фамилия Ядвиги, с некоторым любопытством поинтересовался её судьбой, а потом выразил готовность принять Стефана Грабинского на корабль - пока на пробу, простым боцманом.

Парень прибыл на борт "Зефира" назавтра, сразу после сцены, которую Мария Франческа устроила Мартену по поводу образа Богоматери Ченстоховской. Ян выскочил из кормовой каюты в безумном возбуждении и наткнулся на Стефана, который, задрав голову, разглядывал две самые верхние реи гротмачты.

- Что делаешь, ворон считаешь? - жестко спросил он.

Стефан непонимающе уставился на него. Не понял вопроса, заданного по-английски, но тут же догадался, с кем имеет дело, и назвал себя.

- Ах, так это ты, - сказал Мартен по-польски и присмотрелся повнимательнее. - Как долго ты служишь на кораблях?

- Три лета труксманом, год - младшим матросом и год боцманом, пан капитан.

Ян протянул руку, которую Стефан пожал, немного удивленный этим жестом.

- Я знал твою мать, - сказал Мартен. - И Мацея Паливоду. Это был мастер! - добавил он с улыбкой и снова посмотрел на парня, словно ища в его чертах семейное сходство с Ядвигой. Потом, взяв того за плечо, потащил к себе в каюту.

- Пойдем, поговорим.