— В нем текла и гнилая кровь византийских императоров, потому что его бабка Софья Фоминишна — родная племянница последнего правителя Константинополя. А еще половина крови, литовская, передалась ему от мамочки Елены Глинской. Впрочем, это все неважно, — тут же отмахнулся Константин. — Вон Владимир Мономах тоже наполовину англичанин по матери Гиде, и ничего.
— Точно, — подтвердил Вячеслав. — Лишь бы человек хороший. Вон Пушкин наш, тот и вовсе где-то там негр, ну так и что.
— Лучше негр, чем византиец, — хмуро заметил князь. — Словом, я тебе это к чему говорю-то. Чтоб ты имел в виду: в Константинополе не только императоры друг у дружки глаза выкалывают и прочей резней занимаются. Патриархи этим тоже не брезгуют. Реже, конечно, но случается. Так что вот — возьми.
Константин стянул с пальца перстень, подаренный ему в свое время возле Ока Марены одним из «мертвых» волхвов,[124]
и протянул другу.— Для чего? — не понял тот.
— Он яды распознает. Помнишь, Миньку под Ряжском стрелой ранило?
— Еще бы, — фыркнул Вячеслав. — Он же с тех пор, когда что-то вспоминает, никогда не упустит случая сказать, что это еще до его ранения было или, допустим, через три месяца после того, как его ранило. Забудешь тут.
— А помнишь, как я сразу кинулся яд высасывать? Как ты думаешь — кто мне это подсказал?
— Ну и кто?
— Перстенек. Посмотри, какого он цвета?
— Красного. Рубин, что ли?
— Я не знаю, что это за камень, — покачал головой Константин. — Но то, что не рубин, точно. Так вот, достаточно его окунуть в любой яд или просто коснуться отравы, как он сразу поменяет цвет на синий. Причем чем темнее станет, тем сильнее яд.
— Ну ничего себе ты индикатор раздобыл! — уважительно произнес воевода, принимая подарок и надевая его на средний палец правой руки.
Отведя руку в сторону, он немного полюбовался им.
— Красивый, чертяка. А не жалко?
— Не насовсем же, — улыбнулся князь. — Во временное пользование. Сейчас он тебе и митрополиту нужнее.
— А ты сам как же?
— У нас на Руси пока еще по-простому орудуют, преимущественно мечами, а против них иное нужно.
— Ну хорошо. С Царьградом все ясно. С перстнем тоже. А как с татарами быть?
— Да успеешь ты. Должен успеть, раз там пока тишина. Если у тебя все готово к захвату, то к осени, как я полагаю, ты должен вернуться назад. Получится, что царский венец мне вручат не князья, а сам патриарх. С их согласия, разумеется, которое они так опрометчиво дали прошлой зимой. Ты понимаешь, какая существенная разница?!
— Я пока понимаю только одно. Ты решил распылить силы прямо перед татарским нашествием. Сколько ты мне думаешь дать людей?
— Тысяч двадцать хватит? — неуверенно предложил Константин.
— Сдурел ты совсем с этим Константинополем, — угрюмо буркнул воевода. — Пять за глаза. Но не радуйся, возьму лучших. Тут не только в строю действовать нужно, но и чтоб каждый был индивидуально силен. Так что дружина твоя и Эйнар с его людьми со мной поедут. Сотню свою спецназовскую тоже целиком выгребу.
— Десяток хоть оставь для Риги, а то мало ли, — попросил Константин.
— Ладно, — махнул рукой Вячеслав и досадливо поморщился. — Вот только все планы и схемы у меня в Рязани остались, а я без них никуда.
— Гонцов пошлешь. Заодно они и деньжат прихватят у Зворыки. Тебе же все равно в Киеве задержаться придется, так что они успеют.
— Митрополита забрать недолго, — возразил Вячеслав.
— А товары прикупить? Забыл, как мы с тобой все обговаривали?
— Ах да. Это когда я тебя дергал, дергал и все-таки добился, чтоб ты со мной сел поработать над планом. Конечно, помню.
— Я что-то не понял, кто кого дергал? — уточнил князь.
— Да мы по очереди друг дружку тормошили. Ты, наверное, забыл совсем. То тебе некогда, то у меня дела. Хорошо, что я еще сумел найти свободное время для обоих.
Константин скептически посмотрел на друга. Тот в свою очередь глянул на него, придав лицу такое наивное и простодушное выражение, что упрекнуть его в чем-либо язык не поворачивался.
— Ну да, откопал, — согласился князь с улыбкой.
Предварительная разработка плана взятия Константинополя откладывалась трижды. Первый раз это произошло после того, как Вячеслав, по случаю начала сбора урожая, повелел распустить все полки по деревням, а сам вернулся в Рязань.
Разумеется, без застолья не обошлось. Было оно бурным и пьяным, причем затянулось далеко за полночь. У друзей еще не въелась в кровь средневековая привычка ложиться спать с петухами, то есть сразу после захода солнца.
Словом, на следующий день воевода опять приехал в княжеский терем. Медов у него и в своем хватало, но не пить же в одиночку, а слуг брать в собутыльники тоже не годилось — подрыв авторитета.
«Старые дрожжи» сработали четко. Уже после третьей чары Вячеслав порывался исполнить парочку песен, старательно, хотя и не совсем умело аккомпанируя себе на гуслях, которые выпросил в свое время у Стожара. А чего не попеть, когда за окном птички чирикают, а кругом все живы и здоровы.
С песни все и началось. Воевода вспомнил неофициальный гимн белой гвардии и затянул: «Как ныне сбирается вещий Олег…».