— Представь, отче, какая буря негодования поднимется в душе у каждого, кто решит, будто ты сейчас назовешь мое имя. И на тебя, как на бессовестного обманщика, и на меня, на которого чуть ли не у всех зуб имеется.
— Ну, представил, — растерянно произнес ничего не понимающий митрополит. — А зачем тебе эта буря?
— Вместе с ней еще и девятый вал поднимется, чтобы отстоять своего кандидата, который не окаянный рязанец, а Мстислав Удатный. И даже те, кто еще колебался с выбором, немедленно захотят выступить в защиту галицкого князя.
— Так-так, — задумчиво протянул владыка Мефодий, уже начиная кое-что понимать.
— А дальше все элементарно, — развел руками Константин. — Ты называешь имя Мстислава, а положительные эмоции в отношении его в головах уже есть. Так разом схлынуть они просто не могут — по закону инерции человеческих чувств на это нужно время. И тогда все разом проголосуют за галицкого князя, что нам и нужно.
— Как-то оно… — поморщился митрополит. — Чем-то неприятным от затеи твоей отдает. Только не пойму, чем именно. Знаю лишь, что не очень хорошим. Прохиндейство какое-то получается, да и только. А по-простому нельзя?
— Можно, — согласился Константин. — Но вот шансов на избрание Удатного тогда будет меньше. Не думаю я, что его двоюродные братья так вот безропотно царский венец ему уступят. Один уже сейчас на старейшем столе сидит и совсем не прочь корону на свою голову напялить. Второй в затылок ему дышит, потому что не сегодня завтра тот умрет и киевский стол смоленскому князю должен перейти. А вот теперь представь, что все они начнут о своих правах вспоминать — и что тогда получится?
— А что получится? — осведомился митрополит.
— Разброд, всеобщее шатание и никакого царя. Это я тебе гарантирую. А времени до Калки остается все меньше и меньше. Так что, владыка ты мой разлюбезный, это у нас последний шанс добром и миром все решить. Ва-банк — иначе не скажешь. Да и не сделаешь ты ничего предосудительного. Ну, пугнешь малость народишко. Не страшно. В конце-то концов, они сами виноваты, если решат, будто ты обо мне говоришь. Ты же по-честному, без обмана.
— А как же я буду о нем говорить, но так, чтоб о тебе все подумали? — сдался митрополит.
— Это ерунда. Будем исходить из сходства биографий и опираться именно на них, — улыбнулся Константин. — Я уже все продумал детально. Слушай внимательно, — принялся он растолковывать отцу Мефодию, что именно тот должен упомянуть в своей речи.
Но все это было накануне. Теперь же, сидя в жарко натопленной гриднице и блаженно улыбаясь, Константин начинал осознавать, что до момента, когда все сбудется именно так, как он задумывал еще несколько месяцев назад, оставалось всего ничего — считанные минуты.
— Кто инако мыслит? — спросил митрополит и строго оглядел сидящих.
— Да нет, чего уж тут, — послышались разрозненные голоса.
— Славный выбор наш митрополит учинил.
— По совести.
— Быть Удатному!
Выждав для приличия десяток секунд, владыка Мефодий удовлетворенно кивнул и уже хотел было обратиться к Мстиславу Мстиславовичу с напутственной речью, но тут, опережая митрополита, со своего места тяжело поднялся сам галицкий князь.
Он хмуро оглядел всех присутствующих, глухо кашлянул в кулак и медленно произнес:
— За то, что восхотели избрать меня, благодарствую, — он тяжело склонил свою седеющую голову, в которой — Константин это хорошо помнил — белоснежных волос по сравнению с их предыдущей встречей изрядно поприбавилось. — Тут наш митрополит накануне всем предложил еще раз помыслить как следует, кого возвести на царский стол. И я тоже поразмыслил. И впрямь изрядно достойных людей здесь собралось. Это славно. И молодых немало, — широким жестом указал он на своего зятя Даниила с братом Василько, не забыв и про Ингваря с Давыдом. — И тех, что в соку самом, — последовал взгляд в сторону Владимира Рюриковича и Святослава Мстиславовича. — И тех, кто поболе меня сединой убелен да опытом умудрен, — отдал он дань уважения хозяину терема.
«А на меня даже не посмотрел. — Мимолетное сожаление мелькнуло на краткий миг в голове Константина, но он тут же отогнал его прочь. — А ты что хотел? — упрекнул он себя. — Сейчас он целоваться к тебе полезет. Выкуси! Да и ни к чему мне его спасибо. Лишь бы он…»
Додумать рязанский князь не успел. Точнее, все мысли у него из головы своим неожиданным поворотом вышиб галицкий князь. Сказанул такое, что…
— Подумал я и о том, что ведь и мое имечко выкрикнуть могут. Как тогда — смогу ли я? Хватит ли у меня сил всех удоволить, чтоб никто в обиде не был? Словом, много чего мне передумалось, и порешил я следующее. Кто бы меня ни кликнул, а надлежит мне отказаться от такого почета. Не мое ныне времечко, и не о том мыслить царю надобно, чтоб не обидеть никого. Русский владыка должен так поступать, дабы держава его вся целиком цвела. Потому и говорю вам: недостоин я венца. Отказуюсь же от него в пользу…