Один только Мстислав Галицкий, подгадавший так, чтобы усесться рядом, казался таким же беззаботным, как и рязанский князь. Судя по всему, он ни на секунду не сомневался в победе русских ратников. Пока длился пир, он то и дело поглядывал на Константина с явным одобрением, с удовольствием похохатывал над его шутками и анекдотами, которые рязанский князь тоже аккуратно запустил в обиход, но, разумеется, из числа соответствующих времени.
Особенно ему понравилась история про Илью Муромца и побитых Змея Горыныча с Соловьем-разбойником. Дошел ее смысл до князя не сразу, и после заключительной фразы рассказчика: «И говорит тут Змей Горыныч Соловью-разбойнику: «Как трезвый — ну золото настоящее, а как напьется — дурак дураком»» — Мстислав с минуту еще напряженно думал. Константин с досадой решил уже было, что тот так и не въедет в суть хохмы, но тут Удатный расплылся в широкой улыбке и буквально взорвался от простодушного, по-детски искреннего смеха.
Поинтересовавшимся соседям галицкий князь самолично рассказывал о причине своего хохота и был очень доволен тем, что они тоже некоторое время озадаченно хлопали глазами, вникая в суть, и лишь после этого начинали смеяться.
Под конец пира Мстислав смотрел на рязанского князя настолько влюбленными глазами, что даже у его младшего зятя, почти всегда улыбчивого Даниила Романовича, слегка подпортилось настроение. О старшем зяте Ярославе и говорить было нечего — сидел чернее тучи.
А галицкий князь настолько простер свое благоволение на Константина, что даже намекнул:
— Не знаю, ведомо ли тебе, княже, что у меня три дочери имеются, из коих младшенькая лета через три-четыре заневестится.
Константин знал это и явный намек на княжну Елену понял прекрасно. Поначалу он попытался отделаться шуткой:
— А у меня как раз сыновцы неженатые имеются, — и кивнул на Ингваря с Давыдом.
Но Мстислав, решив, что рязанский князь не понял его, еще откровеннее заявил:
— Погодь о сыновцах-то думать. Тебе и самому лет-то всего ничего. Нешто естество мужское свово не требует?
— Естество-то требует, но ведь сдается мне, что с ней сейчас в ладушки сподручнее играть, нежели утехам любви предаваться. Увы, но староват я для нее.
Заметив, как тут же омрачилось лицо галицкого князя, Константин торопливым шепотом добавил:
— А главное — однолюб я, Мстислав Мстиславич. Ты уж прости меня, но сердцу не прикажешь. А кого я люблю, то тебе ведомо, — и с радостью заметил, как Удатный вновь посветлел.
— Это ты верно сказанул, Константин Володимерович. Вот только… — Мстислав, не договорив, бросил выразительный взгляд на Ярослава Всеволодовича.
— А я верю, что господь ниспошлет мне счастье, — упрямо заявил рязанский князь.
— Ишь ты какой, — проворчал Мстислав с невольным уважением, и больше они не возвращались ни к этой теме, ни к вопросу о том, как Константин собирается одолеть немцев.
Лишь перед самым отъездом в Галич Удатный поинтересовался:
— Ты роту епископу рижскому на мече давал?
— И еще крест целовал, — добавил Константин.
— Совсем худо, — вздохнул Мстислав и осведомился строго: — И как ты теперь мыслишь от слова своего отказаться?
— Там видно будет, — беззаботно ответил Константин, но, заметив, как нахмурился галицкий князь, торопливо пояснил: — Я так думаю, что они раньше меня от своего слова откажутся. Тогда уж и мне уговора не обязательно держаться.
— Ну, ежели так, то конечно, — с сомнением протянул Удатный.
Сам того не подозревая, он подтолкнул рязанского князя к новой идее, которую Константин старательно прокручивал в голове всю обратную дорогу, пока она не обрела определенные контуры.
Однако едва он прибыл в Рязань, как понял, что действовать будет совсем иначе. Внести существенные изменения в первоначальный план потребовала сама жизнь, а точнее, нежданно-негаданно прибывшие тайные послы.
И собрашася князья русские в Киеве, и решиша избрати единого над собою. Одначе понеже князь Константин себя насаждал всем, аки муха надоедлива, иных же он не желаша вовсе, порешили все оставить оную затею. И даже митрополит, там сидючи, глас подаваша за Мстислава Галицкого, а не за свово князя. Все отвергоша Константина, и все за один противу него встали.